Я сняла пистолет с предохранителя, вдыхая побольше воздуха… Когда за спиной скрипнула дверь, я нажала на курок.
Жломский завизжал, как последняя баба, с широко распахнутыми глазами наблюдая, как Гордеев оседает на холодную крышу, а потом начал стрелять, не особо заботясь, куда попадет.
Я смотрела отцу в глаза, пока под ним не начала расползаться лужа, чувствуя, как начинает накрапывать дождь.
Все-таки осень.
Внутренности обожгло огнем, и я прикрыла живот ладонью, которая тут же стала влажная. Разорвала контакт с отцом, наблюдая, как рядом с ним, уже на коленях, хватаясь за его руку, корчится Жломский, упавший от встречного выстрела на колени.
Не видела, кто стал моим Ангелом-Хранителем, но он явно мне помог.
Мое красиво пальто, цвета верблюжьей шерсти стало грязным. Оно намокло, дождь, и кровь неприятными пятнами пачкали его…
А потом у меня закружилась голова. Мне стало так больно и тяжело стоять, что пришлось опуститься на землю.
Витька, вытирая намокшее от дождя лицо, опустился рядом со мной, подтаскивая к себе.
— Все? — спросила я, выпуская из рук пистолет и нащупывая в кармане голубку.
— Еще нет, Рыжая, еще нет…
Дождь так упрямо лил, что мне стало холодно. А потом вспомнила сон, про рыжую кошку на руках хозяина, которая ушла, когда начался дождь.
Помните?
Значило ли это, что я уходила сейчас?
Не знаю, но я уже с трудом воспринимала происходящее, то ли забываясь, то ли заходясь в панике. Но отчетливо помню, как пришел Артем. Он оттолкнул от меня Ковалева, хватая меня за намокшее пальто, за плечи и прижимая к себе.
И вроде бы паника вокруг, люди какие-то, которых я уже не узнавала или мне не хотелось узнавать. Усталость страшная. Мне даже разговаривать не хотелось, хотя я видела, как Артем, что-то упрямо продолжает мне говорить.
А мне так больно, когда он меня трясет, открываю рот, чтобы попросить его перестать — и не могу.
Поднимаю глаза на небо, все такое темное, мрачное, нет бы, радуга выглянула…
— Рита? — выдавливаю я, сжимая ослабевшими пальцами его широкую, горячую ладонь. Сейчас отчетливо различаю, какой он все-таки большой, нависает надо мной, сильный, все время пытался меня защитить, уберечь. Как сейчас я его.
— Она дома.