— И куда мы теперь? — я посмотрела на Севу. — Отвезешь меня домой?

— Мне на работу надо, а тебе за справкой. Егор, сможешь Лену в консультацию закинуть?

Да вот еще!

— Я с ним никуда не поеду! — заявила я, даже не дав Антонову рта раскрыть — мало ли какая гадость из него вылетит. — Я Насте сейчас позвоню и мы вместе сходим. Ты меня только до дома подбрось…

— Давай Егор…

— Нет! Я лучше на автобусе или такси возьму, раз ты не можешь, — не могу я с Егором наедине оставаться. У меня и так-то при виде него мысли всякие в голову лезут — он вредный и противный, а меня к нему тя-аанет. Не хочу всю дорогу сидеть и мечтать, чтобы он меня обнял.

— Хорошо! — рявкнул Сева. Наверное, работница ЗАГСа и из него всю положительную энергию высосала, хотя порой мне казалось, что она у него неистощима. — Вредятина ты мелкая. Пошли.

Сева как-то многозначительно переглянулся со своим приятелем, и, взяв меня за руку, как маленькую потащил к машине. Я даже не успела одарить Егора презрительным прощальным взглядом.

— Что с тобой твориться? — брат заговорил со мной только, когда мы въехали во двор дома. — Куда подевалась моя добрая милая сестренка?

— Никуда она не подевалась, — вообще-то я надеялась и свято верила, что Сева всегда будет на моей стороне. — Просто я подумала и решила, что не хочу выходить замуж по залёту!

— Поздновато ты об этом подумала, — съязвил братец. Подергал себя за бороду и посмотрел на меня устало. — Послушай. Да, у Антохи… то есть Егора, бзик. Да, его первая реакция на беременность тебе не понравилась. Но он любит тебя и хочет жениться.

— Угу, ты его выражение лица в ЗАГСе видел?

— Ну-у, у тебя не лучше было — два сапога пара, — проворчал брат. — Всё, топай домой и не забудь за справкой сходить. И готовься, вечером будем родителям сообщаться радостные вести.

— Э-э… — вот тут я всерьез струхнула. — Почему это сегодня? Давай отложим…

— Месяцев на девять?

— Злой ты, — поникла я.

— Я самый добрый парень на свете. Топай.

Мама ругалась. Громко и от души. Наверное, теперь все соседи знали, что я беременна. Но помня о Севкиных словах, я ее практически не слушала — я на нее смотрела. И видела, как мама взволнована, обеспокоенна за свою непутёвую дочь, как хватается она за руку рядом стоящего папы (абсолютно спокойного, кстати) в поисках поддержки, как бывало в детстве, когда я или Севка болели. И до того мне стало ее жаль, мою бедную, на самом деле, хрупкую мамочку, вынужденную день за днем, год за годом тратить нервы на своих уже, казалось бы, взрослых детей, что у меня невольно выступили слезы и я уже качнулась вперед, чтобы обнять ее крепко-крепко, как вдруг до меня дошел смысл последнего сказанного ею. Это в каком смысле: 'Вот и езжай к отцу ребенка, раз такая взрослая… И живи с ним!'?