— Почему мне всегда кажется, что вы хотите чем-то тяжелым ударить меня по голове? — вежливо интересуется Виктор Сергеевич, подавая мне забытый клатч.
Он еще и ясновидящий? Как же я от него устала!
— Спасибо! — холодно благодарю я мужчину, приставленного ко мне месяц назад в качестве личного охранника, и с ощущением неудачи двигаюсь к выходу.
— Валерия Ильинична! — мягко окликает меня Виктор Сергеевич. — Что на самом деле вы хотели посмотреть? Ради чего забывали клатч?
Я молчу, осторожно выбирая ответ.
— Это? — спрашивает Виктор Сергеевич, показывая мне на стопку папок на столе отца.
Что я теряю? В принципе, ничего.
— Да. Это! — честно отвечаю я мужчине, быстро посмотрев на камеру в углу.
— Не волнуйтесь. Она пока отключена. Что-то там с проводами…
Виктор Сергеевич отодвигает отцовский стул и молча предлагает мне сесть. Второго приглашения не жду и почти бегом иду к столу.
Содержимое первой же папки приводит меня в состояние шока. Да. Мне тогда не показалось. Это точно Варька.
Вообще первая папка посвящена Варваре Дымовой и Максиму Быстрову. Вернее мужу и жене Быстровым. Фотографии. Документы. Какие-то сканкопии.
Осторожно открываю вторую — Сашка и ее сын Ванька. Третья — Вовка Зорин. Четвертая — Игорь Жданов. Мои лучшие и единственные друзья.
Еще четыре папки. А это чьи?
Так. Смешно и жутко одновременно. Кирилл Ермак. Сергей Перевалов (И Сергей-Филипп здесь!). В предпоследней папке "солянка сборная": Мышильда, Михаил Аронович и Георгий Михайлович, он же Георгоша, уже умершая Елизавета Васильевна Дымова, бабушка моей подруги Варьки, даже бабушкина подруга Алевтина Даниловна. О! Антон Горский — ведущий актер нашего драмтеатра.
Виктор Сергеевич с каменным лицом стоит возле меня и смотрит в стену, закрыв спиной объектив камеры.
Гадаю, что может быть в последней папке. Вернее, кто? Открываю. Незнакомый мне мужчина. Только фотографии. Много. Ни одного документа. Ни одного слова. Ни одного имени.
— Виктор Сергеевич! — окликаю я своего личного охранника. — Раз уж вы мне помогаете, ответите на пару вопросов?
— Нет. Не отвечу, — спокойно и равнодушно говорит мужчина. — Я ничего не знаю и не хочу знать. Вы хотели посмотреть, что в папках, — вы посмотрели.
— Но вы могли мне не разрешить, — напоминаю я, разозлившись.