За окном Ана и Джон Фаррелл позировали перед камерой, идя под руку по узенькому подвесному мостику через ручей. Сзади Мими взбивала шлейф свадебного платья Аны — облако атласа и кружев. Перила мостика были украшены голубыми лентами и гирляндами белых и красных роз — и все это на фоне миниводопада.

— Направьте свой взгляд чуть левее, сенатор, — услышала Моника голос Антонио, после чего ее внимание снова переключилось на рокочущие раскаты голоса Ричарда.

— Я намерена так или иначе спасти этот проклятый номер, — наконец вклинилась она, приблизив трубку. — Кейтс и Фаррелл делают все так, как мы договорились. Я еще не решила, как поступить с Евой и Нико, — дай мне время подумать. Пока я не получу гранки, я не знаю, какие группы снимков нам придется исключить. Ричард, пошли ты в задницу этого Макартура! Если у тебя не хватает мужества, я сделаю это сама! И пусть водят за нос кого-нибудь другого! А ты скажи в отделе распространения, чтобы расширили склад для приема тиража, потому что это будет самый сенсационный, самый читаемый номер за все время существования журнала!

Моника бросила трубку и достала сигарету. Она посмотрела на заваленный стол своего временного офиса. Ее взгляд остановился на заголовке в газете, которую оставила Максин Гудмен.

Убит мужчина из западного Голливуда.

Заметка занимала три абзаца и была помещена на одиннадцатой странице, но она привлекла внимание Моники. Как и имя жертвы: Эрик Ганн.

«Интересно, знает ли об этом Ана? — подумала Моника. И тут же внутренний голос подсказал: — Конечно же, знает».

Она бросила газету в мусорную корзину и села за письменный стол. Она вызвала в памяти образ Эрика Ганна, наклонившегося над Аной возле бассейна, и вдруг ощутила холодок в позвоночнике.

«Ладно, мисс Исчезнувшая Кейтс, я не буду задавать тебе вопросов, и ты не будешь мне врать. Но я уверена, что новый год у тебя начался бурно».

Моника взглянула на Ану и Джона. Они ворковали перед камерой Антонио под радугой, которая висела над водопадом, и казались беспечными и беззаботными.

Она не станет размышлять о том, знает ли Джон Фаррелл что-либо о личности Ганна. Она не позволит себе думать об этом.

Это была не ее забота.

А вот журнал — это ее забота. Моника выдвинула ящик письменного стола и извлекла оттуда листы бумаги и отточенные карандаши. На первом листе сверху она написала: Новые статьи для июньского номера:

1. Что делать, когда жизнь рушится, а жених сводит тебя с ума?

«Позвонить маме».

— Mon Dieu[17], Моника! Я не перестаю думать о том ужасном человеке, который всем вам принес столько бед! Если бы я не услышала твой голос, я бы не поверила, что с тобой все в порядке после такого кошмара. А как сейчас? Скажи мне, petite, когда ты приедешь?