От этого запаха головная боль у Моники стала совершенно невыносимой.

— Разве мы условливались о встрече? — холодно спросила Моника, поднимая глаза от июньского номера, который она якобы читала.

— Вам следует встречаться только с безымянными самозванцами, — ровным голосом ответила Шенна, закрывая дверь и быстрым шагом подходя к письменному столу. Она изящно опустилась на стул и с самодовольной улыбкой откинулась назад. — Мы обе прошли немалый путь со времен известного вам универмага Бонуита. Но, может быть, не такой уж и большой, как мы это хотим внушить другим? — она подняла бровь, ожидая реакции. Однако лицо Моники осталось бесстрастным.

— Я думаю, сколько времени вам потребуется, чтобы все вспомнить.

«Не надо позволять ей учуять запах крови», — предостерегла себя Моника, стараясь не обращать внимания на боль в висках. Дождь бил в окно, словно кто-то стучал по стеклу пальцами.

— Вы в тот день нажили себе опасного врага, но были слишком заняты собой, чтобы это осознать.

— Опасного врага? Ты, конечно, думаешь, что победила! — Шенна резко встала со стула и поставила портфель на заваленный бумагами стол. — Твои детские игры в мстителей окончены, безмозглая сучка! Как и весь этот фарс! Ты поиграла с моей жизнью и с жизнью Ричарда! Ему будет небезразлично узнать, что ты специально развела нас и пробралась сюда на работу из-за того, что была уволена лживая и неспособная белошвейка, которая к тому же оказалась воровкой! Не сомневаюсь, что и ты такая же подлая и бездарная!

Напускное спокойствие Моники словно ветром сдуло. В бешенстве она выбежала из-за стола, схватила Шенну за руку и с силой дернула ее.

— Вон отсюда, паршивая сука!

Перед Моникой возник образ матери — униженной, оскорбленной, оплеванной в тот вечер, который никогда не изгладится из памяти.

— Моя мать — честнейшая, порядочнейшая, трудолюбивейшая женщина, которая когда-либо работала в фирме, а ты вышвырнула ее, словно рваный чулок! Ты можешь что угодно говорить обо мне, но если ты скажешь еще хоть одно худое слово о моей матери, то твоей заднице не поздоровится!

Шенна вырвалась и подскочила к столу. Трясущимися руками она открыла портфель и вынула оттуда большой конверт.

— Если твоя мать такая честная, почему ты так беспардонно лжешь? Говоришь — графиня? Меня душит дикий смех. Взгляни на эти бумаги и подумай, что скажет Ричард, когда увидит твою родословную, которая не лучше, чем у дворовой собаки!

Моника побледнела, как воск, увидев французскую печать на иммиграционных документах. Собственно говоря, она знала, какие имена могут стоять в графе, где должны быть названы ее родители.