Но, будто сжалившись над шевалье, период навигации подошел к концу. Зимой, которую Габриэль провел в поместье хозяина галеры близ Дамаска, отчаянное безразличие пленника отступило; к нему вернулась способность мыслить. Он снова выжил, единственный из всех, кто плыл на корабле. Ему помогла марсельская часовня Девы Марии или святой Руф. Пусть сейчас он галерный раб, но живой, а значит, у него есть надежда. О побеге нечего было и думать, вокруг — бдительная охрана, да и кандалы на ногах самостоятельно не снимешь. Но возможность сбежать обязательно представится, главное — не упустить ее. А пока молодой пленник присматривался к новому окружению и пытался выучить арабский язык. Вот когда ему пригодились слова, слышанные в детстве от Готье.

Еще во время плаванья Габриэль узнал имя человека, приказавшего выловить его из воды: Музаффар ибн Мухаммад — богатейший сирийский купец, предоставлявший галеры для войны с неверными и лично принимавший участие в священном джихаде. Он мстил неверным, убившим его предков в 1110 году, во время погрома в Бейруте. Помогая женщинам носить воду, Габриэль прислушивался к болтовне мусульманок и вскоре узнал о том, что в Каире новый султан — аль-Камиль. В Дамаске же правил его родной брат аль-Малик аль-Муаззам Второй, что невероятно возвысило Музаффара, приходившегося тому каким-то родственником.

Однако над государством Айюбидов нависла угроза: христианские воины вот-вот возьмут Дамьетту, а за ней Каир…

И с наступлением весны галерный флот без промедления спустили на воду. И вновь пленный шевалье под раскленным солнцем держал в руках тяжелое весло и обреченно смотрел на безжалостное море за бортом. Он часто вспоминал фразу из прочитанной в детстве нравоучительной книги: «Терпение — доблесть сильных». Тогда это изречение вызвало у Габриэля смех, теперь же обрело суровый смысл.

***

— Каюту капитана осмотрели? — крикнул чернобородый коротышка-предводитель, обращаясь к команде. — Забирайте все ценное, перегоняйте пленных. Галеру затопить!

— Капитан, не горячись, это неплохая посудина, — возразил коренастый моряк с уродливым, пересекающим лицо шрамом.

— К дьяволу балласт! Нам некогда! Нужно как можно скорее прийти на базу и сгрузить рабов. Пусть торгаши озаботятся их продажей, — оскалил гнилые зубы главарь. — У нас есть дела поинтересней: из Акры в Палермо вышел купеческий караван, груженный пряностями и шелком! Нам нельзя опоздать!

Габриэль стал пленником дважды. Судьба неутомимо доказывала ему, что сарказм — ее конек. Их галера, на корме которой находилась каюта Музаффара, увлеклась погоней за одиноким нефом и не заметила, как сама стала добычей. Судно попало в поле зрения венецианских пиратов, и более крупная триера без труда настигла мусульман. Учитывая то, что гребцы на венецианском судне были свободными людьми и при необходимости могли вступить в бой, атакующие имели значительный численный перевес. Поэтому кровопролитный абордажный бой длился недолго. Мусульманские моряки, защищая жизнь Музаффара, полегли все до единого. Последних раненых добили у него на глазах. С жизнью галерных рабов тем более никто не считался: шальные стрелы и острые сабли заметно проредили их ряды. Но профессиональная способность уклоняться от разящих ударов спасла Габриэля, использовавшего вместо щита тело своего зарубленного соседа по скамье. Упокой, Господи, его душу!