— Я просто хотела надеть драгоценности, — говорю ровно, но кровь сейчас явно отхлынула от лица, выдавая меня с головой.
— Какие еще драгоценности? — щурится Лютый, надвигаясь вперед, нависая как скала, разом забывает обо всем прочем. — Дай сумку. Живо!
— Пожалуйста, — отступаю. — Я просто сережки новые надеть хочу. Я их так и не примерила. Если вы все равно собираетесь убить нас, то разрешите хотя бы это.
— Сбрендила? — посмеивается. — Кукухой поехала?
— Ну вы отдадите нас этому безумному Викингу, — закусываю губу. — Можно я испробую эти серьги? Очень красивые. Вы сами увидите. Мне было жалко их примерять раньше. Ждала особенный повод.
— Фигею с тебя, — посвистывает, но все же замирает, видно, позабавлен моим странным поведением. — Баба есть баба. Вам лишь бы цацками играться. Че ж за серьги такие?
— Бриллиантовые, — заявляю как на духу. — Понимаете, там действительно гигантские бриллианты. Подарок Амира на Новый год.
— Нет!
Этот голос заставляет меня содрогнуться. Не удерживаюсь от искушения и поворачиваю голову чуть в сторону. Черные глаза отдают четкий приказ.
Не смей. Ни рискуй. Замри на месте. Дура. Ты не бессмертная.
Но я не могу ему подчиниться. Не хочу. Я отказываюсь.
— Амир, прошу, — бросаю глухо. — Я сама себя не прощу, если не использую твой подарок в полной мере. Больше нечего ждать. И я… ну да, я хочу умереть красивой. Разве это плохо? Почему ты возражаешь?
— Забудь, — хлестко повелевает он. — Забудь про гребаный подарок.
— Ты же сам, — запинаюсь. — Слушай, вещи дарят, чтобы ими пользовались. И если честно, меня расстраивает твое отношение. Почему нельзя?
Крепче сжимаю сумку. Мелкая дрожь сводит пальцы. Леденящая, цепенящая.
— Напяливай свои сережки, — ржет Лютый. — Я не возражаю. Да и парни не прочь полюбоваться на камушки. Живее. Вперед. Хочу заценить стекляшки. А уж если Викинг совсем задержится, то и другое заценим. Проведем забег на лошадке.
Черт. Неужели я правда собираюсь сделать это? Уже делаю. Одно движение — и пальцы смыкаются на ледяной поверхности.
— Ты же рабочая лошадка? — гогочет Лютый в свой привычной до жути омерзительной манере. — Рабочая, да? Горячая девка, раз самого Дудаева проняла.