Их поведение может дать другим людям надежду на то, что они попытаются восстановить свои отношения, но сейчас я чувствую в них перемены. Там чего-то не хватает, и по тому, как они смотрят друг на друга, когда думают, что я сплю, они оба знают, что никогда не вернут это обратно.

— У меня есть три разных оттенка теней для век, если ты хочешь их использовать. Макияж восьмидесятых? — с надеждой спрашивает мама, поднимая палитру так, чтобы я могла ее видеть.

— Я не хочу выходить отсюда в таком виде, как будто это какое-то шоу на Хэллоуин. Немного подводки для глаз и немного туши — это все.

Она делает вид, что разочарована. Впрочем, я никогда особо не пользовалась косметикой, так что она вряд ли сильно удивилась.

— Тогда ладно. Ну что, ты готова? На всякий случай у меня в сумочке есть бумажный пакет. Ты можешь надеть его на голову и бежать к машине…

— О боже мой! Просто отдай мне это дурацкое зеркало.

Я не тщеславный человек, но у меня слегка кружится голова, когда я выхватываю у матери ручное зеркальце и осторожно поднимаю его, пока не подношу к лицу.

— Дыши глубже, милая. Вдох и выдох. Просто сорви повязку и посмотри.

Я смотрю, и... вот она я.

Мое лицо.

Мое совершенно нормальное лицо.

Есть крошечный розоватый шрам под нижней губой и очень слабый шрам на левой скуле, где они оперировали, чтобы восстановить несколько фрагментов кости, но помимо этого…

— Я почти не использовала тональный крем, — говорит мама, присаживаясь на край больничной койки рядом со мной. — Если ты используешь что-то чуть более плотное, то вообще не сможешь увидеть эти следы. Доктор Рами сказал, что они будут практически невидимы через пару месяцев, так что…

Хм. Я наклоняю голову, изучая себя под разными углами, ища отвратительное уродство, которое, как я предполагала, должно было испортить мое лицо на всю жизнь, но я почти точно такая же, как и раньше. Синяки и опухоль исчезли. Если не считать того, что мой нос даже слегка не вздернут на конце, я просто... Сильвер.

Мама прочищает горло.

— Я собиралась дождаться твоего отца, прежде чем сказать тебе это, но я знала, что ты захочешь узнать новости об Алексе, как только я их получу, так что...

Я чуть не роняю зеркало, торопясь развернуться.

— Говори! Что? Что случилось? Они осудили его? — Мне уже несколько недель каждую ночь снятся кошмары. Каждый раз, когда я закрывала глаза, чтобы заснуть, меня преследовал тот факт, что Алекс лежит где-то на жесткой тюремной койке, пойманный в ловушку в одном из самых дерьмовых, самых ужасных мест на земле, и все из-за меня. Потому что он пришел мне на помощь.