Я хмурюсь, задвигая ящик стола.

— Они говорят так только на тот случай, если ты заснешь за рулем или что-то в этом роде. Я чувствую себя прекрасно. Эти правила неприменимы.

— Применимы. Дело не только в лекарствах, умник. Они беспокоятся, что у тебя будет еще один припадок и ты съедешь с гребаного утеса.

— У меня уже две недели не было приступов.

Папа прислоняется к стене, скрестив руки на груди. У него такое выражение лица – «Я не сдвинусь с этого места».

— Шесть месяцев. Это испытательный срок, и ты получишь ключи. Ясно? А до тех пор я с радостью отвезу тебя туда, куда ты захочешь. В разумных пределах, — быстро добавляет он. — Я не поеду в Беллингем в два часа ночи, независимо от того, сколько тако ты мне купишь.

— Папа. Ты никуда меня не повезешь. Если понадобится, я вызову такси. Но ты ведешь себя как сумасшедший. Я в порядке.

Он самодовольно ухмыляется.

— Прости, Dolcezza. Когда у тебя закончатся деньги на такси, дай мне знать. Ты знаешь, где меня найти.

Вся кровь отливает от моего лица.

— Папа. Не называй меня так.

— Dolcezza? А почему нет? Я проверил, и похоже, Моретти говорил правду. Это действительно означает «сладость».

— Мне все равно, что это… — я испускаю очень расстроенный, очень испуганный вздох. — Просто... не надо, папа. Серьезно. Это не совсем уместно.

— Я так и знал. — Папа раздувает ноздри и вскидывает руки вверх. — Я знал, что этот панк использует итальянский язык, чтобы соблазнить тебя.

Я съеживаюсь, прячась за завесой своих волос. Ну, это чертовски неудобно.

— Не волнуйся, Сил. Я не против отвезти тебя в Солтон-Эш. У меня будет несколько собственных отборных слов для Алессандро Моретти.

— Нет, папа. Боже, нет. Просто... просто оставайся здесь, хорошо? Я закажу машину. Клянусь, я не стану пытаться сжечь трейлер. Мне нужно поговорить с ним наедине, хорошо?

Фальшивое раздражение на лице моего отца исчезает, сменяясь чем-то другим. Чем-то нечитаемым. Секретным. К счастью, это не жалость. Я не думаю, что смогла бы справиться с его жалостью ко мне прямо сейчас.

— Ладно, милая. Но... дай ему шанс заговорить, прежде чем накинешься на него. Нет никакого смысла рвать его на части еще до того, как услышишь, что он скажет.

Я не думаю, что мой отец когда-либо был так непохож на себя, как сейчас. Здесь нет никаких обзывании. Никаких криков и угроз расчленить парня, который разбил мне сердце. Он небрежно подмигивает мне и отталкивается от стены, поворачиваясь лицом и направляясь на кухню.