Понимаю, что Миша все заранее продумал. Это его камера снимала нас.

Я даже смотреть это видео не стану. Он продал его, он продал меня.

Чтобы еще раз опьянеть, чтобы принять дозу. У него на это видео большие планы были — на случай, если я ему после кафе денег не дам.

И я не дала.

— Родная… если родится сын, назови его в честь меня.

— Что?! — вскрикиваю я.

— Что слышала.

На этих словах Рустам целует меня. Заставляет замолчать. Снова губы царапает, кровью упивается.

Самозабвенно, отчаянно, горячо.

Я пытаюсь противиться его напору — хочу возмутиться, как он смеет думать о плохом, но оттолкнуть гору мышц у меня уже не выходит. Его напор сметает все на своем пути.

И это телесное белье — мое любимое — тоже скоро сметет.

От сопротивления его поцелуям получаются только стоны, скольжения по простыни, тело непроизвольно становится ближе к телу…

— Хочу тебя, — хрипит он так, словно готовится к последнему разу.

К беспощадному и последнему.

Ответить я не успеваю — Рустам рот поцелуем закрывает. Снова.

Жадно, жарко, безумно. Мы прошли через многое, но то безумие сохранить смогли. Рустам мной не насытился. Не успел, не захотел. Ему все мало, мало.

Его пальцы тут же стягивают белье. В ответ на это я обвиваю его бедра ногами. Тело к телу. Прижимаюсь жадно, дразня настоящего хищника. Раньше бы это вызвало во мне страх. Раньше. Теперь огонь в животе становится ярче, острее.

Следом тело покидает топ. Сперва он отскакивает выше, оголяя грудь. Мужские ладони впиваются в нее, ведь это уже его слабость.

— Раздвинь ножки, конфета. Обещал же съесть.

От его голоса — хриплого до невозможности — становится даже жутко. Я замираю в стальных объятиях как пташка, пойманная в тиски.