Светлый фон

— Нет же… — зажмуриваюсь я, — ты сказал, что завтра снова уедешь в город. Надолго? Я переживаю.

— Так нужно. Не бойся. Теперь, когда Диана не здесь, к нам никто не сунется. А даже если… ты видела, сколько здесь охраны? Отец позаботился.

Это меня немного успокаивает.

— Как думаешь, Диана справится? Альберт не причинит ей зла?

— Мы все обговорили. Это риск, но мы на связи.

Я кивнула.

— Прости меня еще раз, Рустам. Мне до сих пор не по себе… я так кричала на тебя.

— Забудь. С поведением моей сестры никто не сравнится.

— Карина… Я помню. Она безумна.

Я поцеловала Рустама в шершавую щеку, а он улыбнулся — довольный, как мартовский кот.

Но затем нахмурился и тяжело вздохнул. Как тогда — в тот день, когда Миши не стало.

— Миша… умер, — прошептала я тогда.

Рустам тогда резко приблизился из-за спины. И первым делом я почувствовала его жесткие объятия. Сильные руки опустились мне на плечи и не позволили впасть в плохие эмоции.

— Пойдем, поговорим, — произнес Рустам.

И, меня не слушая, он заставил подняться и плестись следом за ним. Мужская рука крепко обвила талию и завела меня в кабинет.

— Родная, — тяжело вздохнул Рустам, — давай без слез, ладно? Твой друг прожигал жизнь, и сегодня он ее прожег. А я устал.

Басманов сказал это и замолчал. А я, наконец, обратила внимание на его уставшее лицо и мешки под глазами. Как же это? Моему мужчине было только тридцать, но на уже него свалилось множество проблем.

Я обняла Рустама. Он издал облегченный вздох.

В день Мишиной смерти мне было грустно, но еще больнее мне было осознавать, как Рустаму тяжело. Сейчас ему приходится думать обо всех: о родителях, о брате, о беременной сестре, о Диане с Эмином и вот теперь обо мне. Ему приходится заботиться и решать проблемы.

Я не могла устроить истерику еще и из-за Миши.