Прямой парус имел в ширину двенадцать метров, а в высоту — шестнадцать. В случае непогоды его можно было зарифить, а в сильный шторм и вовсе убрать.
И наоборот: поставив топсель, поверхность паруса можно было значительно увеличить. Тут уж хватало работы для всей команды.
На флагштоке на корме развевался старый Даннеб-рог
Штурмана звали Антон Донc. Это был плотный, невысокий человек, очень умный и обладавший чувством юмора. Но шутить с ним не решался никто. Характер у него был трудный. Примерно раз в год у штурмана случался приступ бешенства, как правило во время поездки в Берген. Особенно если кто-нибудь из команды позволял себе неуместные шутки.
Водка в море считалась смертным грехом. Повинного в этом грехе штурман мог вздуть собственноручно. Он не ждал, пока бедняга протрезвеет и начнет соображать. Так что одно похмелье на «Матушке Карен», которой командовал Антон, было куда тяжелее, чем семь похмелий на суше среди лошадей и баб.
Хороших штурманов на свете не так-то много, приходилось принимать Антона таким, каким он был. Зато побережье он знал, как пробст Библию, — в этом не сомневался никто.
При сильном ветре Антон становился суров и молчалив, но во время шторма, казалось, вступал в сговор и с Богом и с дьяволом.
Говорили, будто в молодости Антон однажды так прочно посадил судно на скалы, что просидел на них трое суток, пока его не сняли. Этого ему хватило на всю жизнь.
Нужно было обладать большим мастерством, чтобы вести «Матушку Карен» с ее сложным такелажем. Особенно при сильном и неблагоприятном ветре. В таких случаях бесполезно обращаться к Богу за помощью, если на судне нет опытного штурмана. Такого, который знал бы все рифы и шхеры и правильно определял скорость и направление ветра.
Ходили слухи, что однажды Антон привел шхуну из Бергена в Тромсё за шесть суток. А для этого одного попутного ветра было бы мало, смеялся Антон.
Вениамин стоял у окна в Доме Дины и смотрел на суету возле «Матушки Карен». Он злился и был безутешен.
Сундук Дины уже увезли и поставили в каюту. Дина поедет далеко-далеко, в Берген. Вениамин не мог смириться с этой мыслью.