Назойливая медсестра не позволила мне забыться, пока не выяснила, кто я, кому следует сообщить о том, что я попала в больницу.

Уже через сорок минут у моей постели сидел Влад. Дочку он завез к своей маме, моим родителям ничего говорить не стал.

Сказал, что испугался, когда привезли мои вещи, в том числе и сумочку, а меня все не было.

Доктор – моложавый мужчина лет сорока с седыми висками – сказал, что у меня случился гипертонический криз, что это могло привести к инсульту, почти привело, хорошо, что мне вызвали скорую, и медики вкололи мне что-то от давления. Заметил, что жара часто так действует, но, в основном, с подобными жалобами за помощью обращаются люди постарше.

Ничего, полежите у нас пару дней, капельницы вам покапаем, выйдете, как новая копейка.

Инсульт?

Не удивляйтесь, сейчас и у молодых это случается. Скажите, вы принимаете какие-нибудь препараты?

Противозачаточные таблетки.

Отказывайтесь. По новым исследованиям есть риск ишемического инсульта. Тем более, если вы нервничали, были какие-то сильные физические нагрузки. Так что забываем о таблетках.

Хорошо.

Сколько ей здесь нужно будет лежать?

Три дня, а там посмотрим. Можно будет лечиться и амбулаторно.

Чтобы не пугать Женю, о моем состоянии ей ничего не сказали. Она просто провела у бабушки три дня, а потом я вернулась домой.

Наша старая квартира казалась мне чужой. Я лежала на диване, рассматривая фотографии на стене, казавшиеся отзвуками из какой-то другой жизни, смотрела на шторы кремового цвета, которые я когда-то хотела заменить. Сейчас мне просто не было до них никакого дела.

Мы не разговаривали с Владом на щекотливые темы. Не обсуждали мою измену, не говорили о будущем, просто жили, как могли, стараясь не задеть друг друга неуместным вопросом. Но между нами пролегла трещина, и теперь это видели оба.

И однажды, осторожно передвигаясь по квартире, я поняла, что не хочу жить с человеком, с которым мне комфортно только молчать. Я думала о том, что могу готовить ему еду, стирать его одежду, но все это я бы делала точно так же и для дальнего родственника, вынужденного жить с нами. Я не хотела видеть его лицо, глаза, цепляющие мой взгляд с какой-то тихой надеждой, с жаждой ответа. Меня это раздражало. Я хотела швырнуть об стенку любимую декоративную фарфоровую тарелку, которую он подарил мне на юбилей нашей свадьбы. Если у меня не поворачивались губы сказать ему о своих чувствах еще раз, то я хотя бы разломала бы все, что свидетельствовало о его непонятной, неприятной любви.

Женя опять стала тихой, незаметной. Это состояние пришло на смену бурной, почти нервной радости практически через неделю после нашего возвращения. Если раньше она была несчастной, а поэтому замкнутой, то теперь я не могла понять причину перемен в ней. Возможно, моя девочка повзрослела? Испытания делают нас старше. Я не хотела, чтобы это случилось так рано. Я не знала, как реабилитироваться в ее глазах. Но самое страшное было то, что она-то меня ни в чем и не обвиняла.