— Что? Что такое?

— Да Ив же! Она же с ума сойдет, поставит на уши всю марокканскую полицию. Ведь я же пропала, меня надо искать! — Я порылась в сумочке, ища мобильник, нашла его и торопливо стала тыкать пальцем в кнопки. — Черт!

Батарейки сели. Вне себя от ярости, я зашвырнула мобильник в дальний угол палатки, и он глухо шлепнулся о полотняную стенку.

Не говоря ни слова, Таиб сунул руку в карман, вынул свой аппарат и протянул мне. Поразительно, но здесь, в центре самой большой на земле пустыни, связь была, хотя сигнал оказался слабеньким. С трех попыток мне удалось набрать номер Ив.

Раздались гудки, очень долго никто не отвечал, потом я услышала:

— Ну и кто это еще?

— Ив, это я, Иззи.

— Из! Где тебя черти носят?

Только теперь я поразилась тому факту, что наши похитители не забрали у нас мобильников, но быстро сообразила, что для них в этом не было особой надобности. Так что мне сейчас ответить?

— Хороший вопрос. Понятия не имею. Где-то посередине Сахары.

Ее удивленный крик услышал даже Таиб. Я отодвинула аппарат подальше от уха, пока она не перестала орать, а потом быстренько и как можно проще рассказала, что с нами случилось.

— Вас похитили? Господи, Иззи! Что мне надо делать? Позвонить в посольство?

Пока я пыталась сформулировать ответ, в палатку нырнул какой-то человек, выхватил у меня телефон и отключил связь. Потом он с явной угрозой что-то пролаял в мой адрес на своем языке. Я поняла только два слова: «Со мной». Они прозвучали по-французски, но движение его автомата было недвусмысленным. С беспомощным видом я повернулась к Таибу.

— Идите с ним, — сказал он, но теплый взгляд согрел меня, и мне сразу стало легче.

Буря снаружи как будто стихла. Воздух все еще был серовато-желтым из-за массы носящихся в нем мельчайших песчинок, как снег залепивших стенки и крыши палаток, но, несмотря на скрип на зубах, дышать было можно. Охранник повел меня к самой большой палатке, черной и приземистой. Согнувшись в три погибели, я нырнула в низенькое отверстие входа. Главарь контрабандистов лежал, растянувшись на тростниковой циновке, но, увидев меня, приподнялся на локте. Он смотрел на меня так, что если бы не скудость обстановки, то можно было бы подумать, что передо мной какой-нибудь древний полководец или сам император. Теперь на нем была не пыльная форма, в которой этот человек ходил в тот день, когда захватил нас, а длинный халат и широкие хлопчатобумажные штаны с каким-то сложным узором по бокам. Коричневые босые ступни с длинными костлявыми пальцами и широкими грубыми подошвами выдавали в нем субъекта, который с детства не носил обуви. При этом голова оставалась замотанной лицевым покрывалом, видны были только темные, блестящие глаза. Перед ним на маленьком круглом столике дымились два стакана с чаем, стоял помятый железный чайник, миска с маслом, лежала стопка лепешек. Он жестом пригласил меня сесть, и я кое-как опустилась на колени.