Исмаилу приятно это слышать. Он подается вперед.

— А какие у него жены?

— По христианским законам он может иметь только одну. Королева Катарина похожа на мышку, а зубы у нее как у кролика. К несчастью, в отличие от кроликов, плодовитости она лишена.

— Тогда кто будет его наследником? Ему уже хорошо за пятьдесят: нельзя терять время, надо отослать португальскую инфанту и завести наследника с другой!

Пока бен Хаду объясняет сложности английского престолонаследия, мои мысли возвращаются к Белой Лебеди. Я думаю, был ли кто-нибудь с ней рядом, когда она умирала; можно ли было ее спасти; не помогла ли ей отойти в мир иной Зидана. Когда именно все случилось? Может быть, когда я позволил себе бокал доброго французского вина за столом герцогини Портсмутской? Или когда гулял среди роз около месяца назад, мечтая о том, что сижу там с Элис, дыша ароматом цветов под ласковым английским солнцем? Или она умерла от разбитого сердца вскоре после того, как я увез Момо?

Я мучаю себя этими размышлениями, временами ловя фразу-другую в речах бен Хаду, описывающего английский двор. Теперь они говорят о женщинах…

— Они все такие же светлые, как была Белая Лебедь? — с интересом спрашивает император, и сердце мое сжимается.

— Большей частью они — невзрачная порода, — высказывается Медник. — Волосы у них коричневые, а лица покрыты краской и заплатками, под которыми они прячут оспины.

Император крайне доволен, он продолжает расспрашивать посла, требуя подробностей — особенно о любовницах короля.

— Об этом надо спрашивать Нус-Нуса, — произносит мерзкий голос. — Он много времени провел с королевскими шлюхами.

Я вскидываю голову. Оборачиваюсь и вижу Самира Рафика, который смотрит на меня, презрительно скривив губы.

— Видишь, как он по ним страдает?

Император склоняется вперед и рассматривает меня со странным выражением на лице.

— Нус-Нус, подойди.

Я делаю шаг вперед, потом еще один.

— На колени.

Я исполняю повеление, и Исмаил, протянув руку, прикасается к моему лицу.

— Ты плачешь?

Плачу? Я подношу руку к щеке, потом смотрю на пальцы: они мокрые.

— Почему ты плачешь?