На обращенное вверх лицо каида дождем летит слюна.
— Я… а… видел, как Нус-Нус выпил бокал вина, — удается произнести Шарифу.
Глаза у него закачены, как у барашка, приведенного на Иид.
— И… а…
Он пытается вспомнить еще какой-нибудь грех против предписаний ислама, что-нибудь неподобающее, но не слишком серьезное.
— И… а, каид Мохаммед б-бен Хаду… а… позволил п-писать с себя п-портрет…
— Дважды, — с ненавистью добавляет Рафик.
— Дважды, — соглашается Шариф.
— Песий сын!
Исмаил отталкивает каида и бросается на бен Хаду, который выставляет руки, чтобы защититься от безумия султана.
— Слово Аллаха запрещает создавать образы! Ты умрешь за то, что опозорил меня, Воина Ислама, Защитника Веры!
Он бьет бен Хаду ножом в бедро, и бен Хаду, вскрикнув, падает на пол. На мгновение воцаряется тишина, словно Исмаил утолил жажду крови, потом он кричит страже:
— Бросить их всех львам!
Я думал, мне все равно, жить или умереть. Но когда оказываешься в яме, где кружат семь голодных львов, и ждешь, когда тебя разорвут на части и съедят заживо, все делается совсем иначе.
— Держитесь рядом! — говорит нам бен Хаду.
Я перевязал ему бедро своим тюрбаном, но Медник уже слабеет от потери крови.
— Если мы разделимся, нас будет проще убить по одному. Кидайте в них песок — камни, щебень, что найдете.
— Бросим во львов