Светлый фон

Она рылась в памяти, выискивая воспоминания о маме, о тех вещах, которые она могла услышать, увидеть или почувствовать в детстве – до тех пор, пока голова не заполнилась ватной пустотой и не разболелась.

Были времена, когда она избегала своего отражения в зеркале, боясь встречного взгляда. И были другие времена, когда она подолгу рассматривала свое лицо во всех ракурсах, во всех мельчайших подробностях. Свою кожу, которая даже в Англии никогда не становилась светлее, всегда сохраняя золотистый оттенок, но и под тропическим солнцем никогда не темнела до коричневого оттенка. Это лицо, которое теперь, в ее тридцать девять лет, было полнее, все больше теряя прочность, а под глазами, этими своеобразными фиалковыми глазами, появились первые линии. Она хотела сравнить его с лицом матери, которое тем сильнее бледнело в ее памяти, чем отчаяннее она пыталась вызвать его перед своим внутренним взором.

Ты дитя тропиков, моя шу-шу. Как и я.

Ты дитя тропиков, моя шу-шу. Как и я.

Воспоминания были как вода, утекающая сквозь пальцы. Сухой песок, который осыпается, лишь немногими песчинками прилипая к коже.

Был еще один человек, который знал Георгину сызмала, почти с рождения. Который, может быть, знал правду или хотя бы имел к ней ключик.

В нее снова закрался страх, преследовавший ее все детство. Скрестив руки, она уронила их на колени, припав к ним лицом.

* * *

– Дальше я вас, к сожалению, не смогу отвезти, мэм.

Еще по-юношески мягкое лицо Андики, покрытое на подбородке пушком, выражало сожаление, когда он помогал ей выбраться из паланкина.

– Там впереди дорожка слишком узкая и вся в лужах. Придется мне остаться здесь.

– Ничего. Я и пешком пройду.

Он беспокойно почесал грудь под рубашкой и наморщил лоб:

– Не пойти ли мне с вами, мэм?

– Нет, не надо.

Стайка детей, собравшихся на тропе и, перешептываясь, разглядывающих паланкин, рассыпалась в разные стороны, когда Георгина сделала шаг в их сторону.

В воздухе висела голубоватая дымка, приправляя его своим едким ароматом. Здесь пахло сырой красной землей, жареной рыбой и мясом, сочной зеленью, как пахнут свеженарезанные овощи или мокрые растения, и сладостью спелых плодов.

Шаги Георгины были тяжелы. Она шла мимо огороженных садиков и домов. Она знала эту деревню только со стороны реки, с лодки; больше двадцати лет минуло с тех пор.

Целая вечность.

Во время поездки в паланкине она, опустив голову, смотрела на свои пальцы, сцепленные на коленях как для умоляющей, отчаянной молитвы. И все же ее сердце забилось сильнее, когда ее чувство подсказало ей, что они проезжают по Серангун-роуд как раз мимо Кулит Керанга.