Небрежным движением он что-то бросил ей. Она поймала раковину, с которой посылала Андику в Кулит Керанг, не написав ни слова, не передав на словах никакого известия. В леопардовых пятнах, гладкая как фарфор, она была еще теплая от его руки.

– Избавь меня от своих игр.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Подожди!

Тревожная настойчивость в ее голосе заставила его остановиться, а может быть, он почувствовал спиной ее умоляющий взгляд и полуобернулся.

– Ты был прав, – прошептала она. – Я наполовину малайка. Но все эти годы я об этом не знала.

Подозрительность уходила с его лица, чем дольше он на нее смотрел; в конце концов он опустился на край кровати.

– Рассказывай, Нилам.

Георгина была благодарна облакам, которые поглотили солнце и приглушили свет в павильоне до пепельной серости, окутавшей их лица. Она была благодарна потоку дождя и раскатам грома, которые смягчили подавляющую тишину после того, как отзвучали ее последние слова.

– Ты не ханту, – сказал Рахарио через некоторое время голосом как горький кофе с толикой молока. Его ладонь легла ей на плечо и пожала его – так же крепко, как и осторожно. – Ты человек из плоти и крови.

– Я знаю, – ответила она прерывисто. – Но Семпака считает меня ханту. Мама была для нее богиней, которая победила чары ханту. Поэтому она осталась у нас, когда мама об этом ее попросила. Но когда мама умерла… – Она сглотнула, но в горле так и осталась шершавость. – Я приношу только несчастья, так Семпака всегда говорила.

– Почему же она просто не взяла и не ушла?

– Не знаю, – прошептала Георгина. – На это я не нахожу ответа. Может быть, чтобы присматривать за отцом по воле мамы. Или за ее мужем Ах Тонгом. Он был нашим садовником. – Скорбная улыбка вспыхнула на ее губах и тут же погасла. – Она… она не любила, когда я вертелась возле него.

Георгина уставилась в полутьму и вздрогнула от вспышки молнии.

– Когда… когда я ждала моего первого сына, она привела в дом повитуху, которая должна была следить, чтобы… как бы… – Она засмеялась горьким, почти язвительным смехом. – Как бы я при рождении не убила ребенка, чтобы напитаться его душой. А чтобы злое из меня не выскользнуло и не блуждало вокруг необузданным, я сама должна была при этом умереть.

Рахарио обнял ее за плечи, и она непроизвольно приникла к нему, тогда как ее поджатые колени обозначали дистанцию между ними.

– Эти роды все изменили. Вроде бы она образумилась. Так мне потом казалось. Вроде бы она поняла, что я не более чем человек. Дункан… Дункан напомнил ей Тиях, с первого же мгновения, это она мне сказала. И хотя она знала, что я не родное дитя своей матери, я тогда напомнила ей маму. – Она глубоко вздохнула. – После этого все было по-другому. Все было… хорошо. Между нею и мной. С детьми. Пока я не вернулась из Англии с дочкой. Может быть, потому, что Джо на меня очень похожа. А когда Ах Тонг у меня на глазах рухнул и умер, тут…