Я молча киваю, думая об Анне, которая кричит от боли, когда рвется ее плева. Моя лошадь нервно дергает головой: я слишком натянула удила.

— А что, ее муж, сэр Джордж, и впрямь не мужчина? Она и впрямь была девственницей?

— Судя по слухам, да, — сухо говорит леди Маргарет. — Но кто может сказать, что делается в спальнях?

— Ну, что делалось в спальне короля, мы знаем, — шиплю я. — Они не слишком таились.

— Такова жизнь! Когда вы удалились от света, вполне естественно, что его величеству понадобилась любовница…

Я снова киваю. Это суровая правда. Удивляет меня только то, что я так оскорблена!

— Герцогу, должно быть, крайне неприятно, — замечаю я, думая о достойном вельможе, который помог Тюдорам взойти на престол.

— Да, — подтверждает леди Маргарет с ноткой неуверенности в голосе, которая подсказывает мне, что есть еще что-то и она не уверена, что мне следует об этом знать.

— Что, леди Маргарет? Я слишком хорошо вас знаю, чтобы не понять, что это еще не все…

— Речь о том, что` Элизабет сказала одной из девушек перед тем, как уехать.

— И?..

— Элизабет сказала, что, по мнению ее сестры, это отнюдь не мимолетный роман, который продлится, только пока вы рожаете, а потом благополучно забудется.

— А что же это, любопытно?

— Она считает, что у ее сестры высокие амбиции.

— На какой счет?

— Насчет прочной привязанности короля.

— Ну, разве что на сезон…

— Нет, дольше. Он говорил о любви. Говорил, что будет принадлежать ей до самой смерти. — Она видит, как искажается мое лицо, и замолкает. — Простите меня. Мне не следовало этого говорить.

Я вяло машу рукой.

— Так в чем там ее амбиции?