– Но вы же были женаты! Это всякая собака в Лондоне знает! Сколько денег вы на нее потратили! Небось немало повеселились тогда, когда женились. А мне, мне ничегошеньки, ни обещания, ни кольца, ничего, ничего! Мучите меня, да и только.

– Боже правый! – вырвалось у него. – Будешь ты меня слушать?

– Нет! – закричала она, теряя последнее соображение. – Считаете меня полной дурочкой, влюбленной в дурака, а значит, дважды дурой. Не буду я вас слушать, потому что вы слушаете всякого, кто льет ядовитую ложь прямиком в ваши уши.

– Анна!

– Нет! – И она бросилась бежать.

Он нагнал ее в два прыжка, поймал в объятия. Она рванулась, стукнула ладошкой по подбитому плечу камзола. Ну вот – половина двора смотрит на нападение на английского монарха и просто не знает, что делать. Генрих схватил ее за руки, лицо совсем рядом с ее лицом, будто в любовной битве, тело к телу, губы к губам, почти как в поцелуе. Я заметила на его лице жадное желание – она была так близко.

– Анна. – Теперь голос короля звучит совсем по-другому.

– Нет, – повторила она, но уже улыбаясь.

– Анна.

Она прикрыла глаза, немного откинулась – пусть целует в закрытые веки, в губы. Прошептала:

– Да.

– Боже мой, – еле слышно произнес у моего уха Джордж, – так вот как она им вертит.

Я кивнула, а Анна устроилась поудобней под рукой короля, он обнял ее за плечи, она его за талию, и они зашагали прочь нога к ноге. На лицах явно читалось – лучше бы нам сейчас пойти в постель, а не прогуливаться у реки. Смесь желания и удовольствия – словно бурная ссора не хуже, чем бурные объятия.

– Сначала гнев, а потом на попятную – и так всегда?

– Да, – подтвердила я. – Пламя гнева заменяет пламя любовной схватки, сперва шум да крики, а потом затихают, голубки, и в обнимку.

– Он ее, верно, обожает, – продолжал Джордж. – Она на него набрасывается с руганью, а потом уютно устраивается на плечике. Боже мой, никогда раньше такого не видел. До чего же страстная шлюшка эта наша сестричка. Я ее брат, а только сейчас понял. Она любого мужчину может свести с ума.

Я кивнула:

– Она всегда сдается. Но только на две минуты позже, чем нужно по твоему мнению. Всегда пережимает – до самого конца и даже дальше.

– Опасная получается игра, когда играешь с монархом, обладающим абсолютной властью.

– А что ей еще делать? Надо же его чем-то удерживать. Она, выходит, вроде замка, который ему только и остается, что бесконечно осаждать. Вот и приходится разжигать его страсти.