– Мы ее не можем потерять, мы этого не вынесем.

– Тогда молитесь, – прозвучал короткий ответ. – Все в руках Божьих.

Джордж пробормотал что-то нечленораздельное и вернулся в комнату. Я вывела женщину из покоев, а Уильям отправился провожать ее до дворцовых ворот. Я тоже вошла в спаленку, мы с братом сидели у постели Анны, пока та спала и стонала во сне.

Пришлось отнести ее обратно в парадную спальню и сказать всем, что она неважно себя чувствует. Джордж играл в карты с придворными, будто ему все нипочем, дамы флиртовали, забавлялись картами, бросали кости – все как обычно. Я сидела рядом с Анной, послала кого-то к королю сказать от ее имени, что ей нездоровится и она до ужина не выйдет. Матушка, встревоженная напускной безмятежностью сына и моим отсутствием, вошла в спальню. Бросила один взгляд на лежащую в забытьи Анну и кровь на простынях, побледнела.

– Мы стараемся сделать все, что можно, – прошептала я.

– Кому-нибудь уже известно?

– Никому, даже король не знает.

– Хорошо, – кивнула она.

Проходил час за часом, Анна покрылась холодным потом. Я стала сомневаться в зелье, сваренном знахаркой. Положила ладонь сестре на лоб, теперь ужасно горячий. Взглянула на матушку:

– Она огнем горит.

Та только плечами пожала.

Повернулась обратно к Анне, голова сестры съехала с подушки. Вдруг без всякого предупреждения она поднялась в постели, изогнулась, страшно застонала. Матушка откинула покрывало, мы увидели – внезапно хлынула кровь, а с ней какая-то темная масса. Анна откинулась на подушки, закричала, душу рвущий жалобный стон, веки дрогнули, она застыла.

Я снова коснулась ее лба, приложила ухо к груди. Сердце бьется ровно и сильно, но глаза закрыты. Мать, с каменным лицом, собрала в кучу окровавленные простыни, свернула вместе. Посмотрела на еле горящий камин.

– Разожги огонь, – бросила мне.

– Она и так вся горит, – возразила я.

– Не важно. Нужно тут убрать, пока никто ничего не прознал.

Я ткнула кочергой в камин, поворошила еще горячие угли. Матушка присела перед камином, принялась рвать грязные простыни, кидать их в пламя. Они сворачивались от жара, с шипением загорались. Она терпеливо жгла простыню за простыней, пока наконец не добралась до того, что внутри, ужасного кровавого месива, погибшего ребеночка Анны.

– Подкинь дров, – скомандовала она.

– Нужно его похоронить, – в ужасе застыла я.