– Подкинь дров, – прикрикнула матушка. – Нам долго не выжить, если кто узнает, что она недоносила ребенка.

Я взглянула ей прямо в лицо – нет, ее решимости не побороть. Подкинула в огонь ароматных сосновых шишек, а когда они разгорелись поярче, мы положили маленький преступный сверточек прямо в середину, а сами присели рядом на корточки, как две старые ведьмы, глядя на улетающие в трубу, словно ужасное заклятие, остатки того, что было в утробе Анны.

Простыни сожжены, кровавое месиво с шипением испарилось. Матушка подбросила в огонь свежих шишек, добавила ароматических трав – очистить воздух от зловония. Только после этого повернулась к дочери.

Анна уже пришла в себя, приподнялась, опираясь на локоть, следила за нами безжизненным взором.

– Анна, – позвала матушка.

Повернуть голову сестре стоило огромного усилия.

– Дитя мертво, – без обиняков объявила мать. – Его больше нет. А тебе следует отдохнуть и хорошенько выспаться. Я думаю, через денек ты поправишься. Ты меня слышишь? Если кто будет спрашивать про беременность, скажи, что ошиблась в расчетах, не было никакого ребеночка. Не было ребеночка, и все тут. Но скоро, конечно, будет.

Анна смотрела на мать без всякого выражения. Мне вдруг показалось, что зелье, боли и эта ужасающая жара лишили ее рассудка, теперь она навеки такая – глядит не видя, слушает не слыша.

– И королю тоже, – продолжала матушка, в голосе лед. – Скажи ему, ошиблась в расчетах и вовсе не была в положении. Это невинная ошибка, а вот выкидыш – доказательство страшного греха.

Лицо Анны даже не дрогнуло, она ничего не возразила, не сказала, что ни в чем не виновна. Я подумала, вдруг она оглохла, позвала ласково:

– Анна.

Она повернулась ко мне, увидела мои испуганные глаза, перемазанные щеки. Тут и в ее лице появилась какая-то жизнь, она вдруг поняла – случилось что-то ужасное. Спросила меня грубо:

– А ты-то чего так расстраиваешься? Не у тебя беда.

– Я скажу дядюшке. – Матушка помедлила у порога, посмотрела на меня. – Чем она занималась, когда это началось? – Голос такой ровный, будто спрашивает, когда разбилась чашка или тарелка. – Что она такого сделала, чтобы ребенка потерять? Скажи мне.

Я подумала о том, как сестра соблазняла короля, разбив сердце его верной жены, о тех троих, что были отравлены, об уничтоженном кардинале Уолси.

– Ничего особенного.

Матушка кивнула. Вышла из комнаты, даже не коснувшись дочери, слова ей на прощание не сказав. Анна взглянула на меня лишенным жизни взором, будто на ней опять золотая птичья маска. Я встала на колени в изголовье кровати, протянула к ней руки. Глаза по-прежнему неживые, но тяжелая, горячая голова медленно повернулась ко мне, опустилась на мое плечо.