Дядюшка кивает. Я сделала как велено, теперь пусть расскажет королю — я во всем раскаиваюсь и готова к смерти. Что еще тут можно сделать? Теперь они отправятся восвояси, откуда пришли, а я останусь тут, сидеть одна-одинешенька в этом жутком платье, ждать, когда они вернутся и объявят, что, раз я признала свою вину, пришла пора меня простить.

Я все время жду, выглядываю в окно с самого раннего утра — не идет ли барка. Делать тут совсем нечего. Обычно я пытаюсь подремать от завтрака до обеда, но сегодня уверена — они скоро прибудут, объявят, что король меня простил. Надо быть в самом лучшем виде. Только рассвело, как я уже зову служанку, пусть вытащит все мои платья. Да, выбор небольшой! Одно черное, два темно-синих, почти черных, одно темно-зеленое, тоже почти черное, еще одно серое и последнее — словно мне нужны два таких ужаса — опять черное. Что мне надеть? Как тут выберешь? Решаю надеть черное. А к нему зеленые рукавчики и зеленый чепец, как символ моего искреннего раскаяния и любви к зеленому цвету Тюдоров, если кто понимает, о чем я говорю. А главное, к глазам подходит, это важнее всего.

Не знаю, как они обставят это дело. Я люблю заранее подготовиться ко всяким важным церемониям. Мне церемониймейстер раньше всегда объяснял, где встать и как держаться, чтобы я заранее могла попробовать. Я же попала в королевы совсем молоденькой, а раньше меня ничему такому не учили. Но я не знаю, как королев прощают после измены, особенно государственной, такого еще не было. Значит, придется соображать на ходу. Ничего, этот старый лис, дядюшка, подскажет, если что.

К девяти я уже полностью одета. Отстояла мессу, позавтракала в мрачном молчании, но ничего новенького не происходит. Незадолго до полудня услышала топот ног по выложенной каменными плитами дорожке. Бросилась к окну, заметила торчащую поверх всех голов дядюшкину широкополую шляпу, жезлы членов совета, герольда с королевским штандартом. Бегом вернулась к креслу, уселась, ножки вместе, ручки на коленках, глаза долу — само смирение и раскаяние.

Открыли двойные двери, ввалились целой толпой, все при полном параде. Я встала с кресла, сделала дядюшке реверанс как положено — он же глава семейства, но он передо мной, как перед королевой, не склонился. Стою и жду, удивляюсь, почему он все еще такой мрачный — дело-то уже к концу идет.

— Мы прибыли препроводить вас в Тауэр, — объявляет он.

Я киваю. Лучше бы, конечно, в Кеннингхолл, но и в Тауэр тоже неплохо, король там часто останавливается, когда бывает в Лондоне. Конечно, я его там увижу.