Светлый фон
Дворец Хэмптон-корт

Рождество 1545 года

Рождество 1545 года

Мы празднуем Рождество традиционно, по-старому, с музыкой, танцами и маскарадами, соревнованиями и конкурсами, и огромным количеством еды и вина. Каждый из двенадцати дней празднеств кухня трудится на пределе своих возможностей, чтобы порадовать двор новыми блюдами, новыми деликатесами, и король ест не переставая, словно стремясь утолить бесконечный всепоглощающий голод, словно внутри его поселился чудовищный червь. Он приказывает пригласить Анну Клевскую, и она приезжает, кругленькая, благодушная, едок под стать королю, веселая и жизнерадостная, как, наверное, любая женщина, счастливо избежавшая опасности и угрозы для собственной жизни и получившая в итоге титул, состояние и свободу.

Анна богата. Она приезжает с целым обозом, в который были погружены роскошные рождественские подарки, тщательно подобранные так, чтобы порадовать каждого из нас. Она на три года моложе меня, светловолосая, темноглазая, со спокойной уверенной улыбкой. Ее округлые прелести привлекают восторженные взгляды всех, кто успел забыть, за что король ее отверг. Она была протестантской принцессой, павшей вслед за своим лидером, Кромвелем, когда король обратился против реформ. И она появляется при дворе, будто в напоминание мне, что и до меня была королева, поклонявшаяся Всевышнему на родном языке, служила ему без посредничества священников, принимала хлеб и вино, а не кровь и плоть Христовы, и продержалась на троне меньше шести месяцев.

Анна тепло улыбается мне, но сохраняет дистанцию, словно не находит никакой пользы от дружбы с нынешней женой. Она знает все, что необходимо, о королевах из рода Тюдоров и приходит к выводу, что установление дружбы со мною не имеет никакого смысла. Говорят, что у нее были теплые отношения с Екатериной Говард, и она не проявила ни малейшей недоброжелательности к ней, когда поменялась местами с собственной фрейлиной. Однако со мной она ведет себя так, словно не видит необходимости даже узнавать меня поближе. Ее прохладный спокойный взгляд говорит мне, что она сомневается в том, что я продержусь три года и что, скорее всего, меня не будет здесь уже к следующему Рождеству.

Нэн обнимает ее без малейших колебаний, бросаясь в ее объятия так, словно они были единственными выжившими в тайной войне, которую только они вдвоем и помнили.

Анна крепко обнимает ее, а затем долго держит руку моей сестры, вглядываясь в ее лицо.

– У тебя всё в порядке? – спрашивает она. Эта женщина все еще говорит с немецким акцентом, и звук ее голоса напоминает мне карканье вороны. Надо же, она не избавилась от него за все годы, проведенные в Англии!