Теперь по утрам светало все раньше. Снег таял, собираясь в лужи холодной воды. Елизавете опять немного полегчало. Она возобновила прогулки по саду. Я шла рядом с нею в своих сапогах для верховой езды. Их тонкие подошвы не предназначались для прогулок, особенно по холодной и мокрой земле. Для тепла я оборачивала сапоги старыми тряпками, но это мало помогало. Плащ тоже не особо спасал от ледяного ветра.

— А в Венгрии было бы еще холоднее, — сказала Елизавета.

Тайные замыслы королевы насчет сестры почему-то становились известны всем, кроме самой принцессы. Елизавета узнавала их косвенно. Думаю, это делалось нарочно, чтобы еще сильнее ее унизить. Я старалась не затрагивать эту болезненную тему и там, где можно, просто молчала. Однако сейчас я чувствовала, что принцесса ждет моего ответа.

— В Венгрии вы были бы почетной гостьей, — сказала я. — Уж там бы вам не пришлось мерзнуть. После прогулок вас бы ждало тепло очага.

— Королева считает, что еще теплее мне было бы на костре, — угрюмо произнесла Елизавета. — Если я только соглашусь отправиться в Венгрию, я из ближней ссылки окажусь в дальней. Мне не позволят вернуться в Англию. Но пусть Мария не рассчитывает. Я не уеду из Англии. Когда она тебя спросит, можешь ей так и сказать. Добровольно я из Англии никогда не уеду. Народ сразу поймет, что к чему, и не отпустит меня. Пусть у меня нет сестры, но у меня остались друзья.

Я кивала и помалкивала.

— У нее даже не хватило смелости написать мне о Венгрии! Но если не Венгрия, тогда что? — вслух спросила Елизавета. — И когда?

Весна 1555 года

Ко всеобщему удивлению, первой дрогнула королева. Когда морозная зима сменилась мокрой весной, Елизавете было велено явиться ко двору. В письме, адресованном сэру Генри (сестре Мария не написала ни строчки), не упоминались ни допросы, ни возможный суд над принцессой. Никаких объяснений по поводу столь внезапной «перемены сердца» сэр Генри мне не дал. Вероятнее всего, их и не было. Елизавете просто велели приехать в Лондон, и все тут. Тем не менее возвращение пока не означало полную свободу. Елизавету и сейчас везли почти как узницу. Мы двигались рано утром и ближе к вечеру, дабы не привлекать к себе внимания местных жителей. Впрочем, на сей раз не было ни приветственно машущих толп, ни выкриков, ни улыбок. Сэру Генри предписали избегать больших дорог, а ехать по проселочным и вообще появиться в Лондоне как можно незаметнее.

На одной из таких дорог, уже неподалеку от Лондона, меня вдруг охватил необъяснимый ужас. Я натянула поводья, остановив лошадь. Принцесса тоже остановилась.