Его тяжелая рука сочувственно легла мне на плечо.

— Радоваться нечему, — сказал он, стараясь не глядеть на принцессу. — Дрянное это занятие.

— Говоришь, новый закон? — насторожилась принцесса. — Сжигать еретиков? Это значит… протестантов? И их уже не первый день жгут?

Ее глаза почернели от гнева, но на грубоватого слугу это не подействовало. Он не делал особых различий между возможной наследницей престола и перепуганной шутихой.

— Теперь все новое, — угрюмо отозвался он. — Новая королева, вроде как новый король рядом с нею. И законы новые. А все, кто реформировался, пусть реформируются обратно, да побыстрее. И это правильно, благослови Бог нашу королеву. Что хорошего мы видели с тех пор, как король Генрих отделился от власти папы? Дожди, морозы и неурожай — вот что. А теперь власть папы вернулась. Его святейшество благословит Англию, и мы снова заживем. И наследник будет, и хорошая погода.

Елизавета не сказала ни слова. Она отцепила от пояса коробочку с ароматическим шариком, вложила мне в руку, которую поднесла к самому моему носу. Принцесса надеялась, что аромат апельсина и клевера перебьет мне запах дыма. Нет, мои ноздри все так же улавливали ужасающее зловоние горящего человеческого тела. Ничто не могло избавить меня от страшных воспоминаний прошлого. Я даже слышала крики сжигаемых. Несчастные умоляли своих родных подбросить еще дров и раздуть огонь, чтобы умереть побыстрее и меньше мучиться. Жертвы не хотели дышать запахом собственных горящих тел.

— Мама, — вырвалось у меня, и я тут же замолчала.

До самого Хэмптон-Корта мы ехали в полной тишине. Там нас встретили стражники и вместо приветствия велели поворачивать к задней двери. Похоже, даже они не решались заговорить с опальной принцессой.

Как только мы остались одни в покоях Елизаветы, она подбежала ко мне и обхватила мои ледяные руки.

— Я не чуяла ни малейшего запаха дыма, — сказала она. — Думаю, и тот слуга тоже. Он лишь знал, что там жгут еретиков.

Я по-прежнему молчала.

— Ханна, тебе ведь помог твой дар? — допытывалась Елизавета.

Я начала кашлять. Почему-то не нос, а язык помнил странный густой вкус дыма, идущего от сжигаемых человеческих тел. Я стала оттирать сажу с щек, но никакой сажи там, конечно же, не было.

— Ханна, это и есть ясновидение?

— Да.

— Бог послал тебя ко мне, чтобы предупредить. Просто словам я бы не поверила, но я видела ужас на твоем лице.

Я молча кивнула. Принцесса могла думать что угодно, но я понимала: она увидела не свое возможное будущее. Она увидела мое прошлое: тот страшный день, когда мою мать выволокли из дома и потащили туда, где по воскресеньям сжигали еретиков. Их сжигали каждое воскресенье, ближе к вечеру. Для набожных и благочестивых обывателей эти казни были чем-то вроде привычного развлечения. Для меня в тот день кончилось детство.