– Джон так думает? Он считает, что Эми должна дать тебе развод?

– Ваш сын Артур придерживается того же мнения.

Леди Робсарт сразу поняла, что Эми, упрямо твердящей о своей клятве перед Богом, противостоит мужская солидарность.

– Честно сказать, я сама не знаю, что для нее сейчас будет лучше. Особенно в таких делах, – больше для вида возразила она.

– То, что я сказал, – с привычной бесцеремонностью заявил Роберт. – То, что говорим мы, мужчины. Либо она добровольно соглашается на развод и получает неплохую сумму на содержание, либо я все равно добьюсь своего, но тогда ее ждут монастырские стены и ни гроша за душой. Третьего не дано.

– Я же ей не мать. – Леди Робсарт отступила еще дальше. – Даже не берусь гадать, что присоветовал бы ей отец, будь он жив. Я пробовала с нею говорить, но она только плачет и зовет смерть.

– Это не первые слезы, пролитые ею. Боюсь, что не последние, если она не образумится, – мрачно подытожил Роберт и вышел, более не сказав ни слова.

Приехав в Вестминстерский дворец, Роберт Дадли попал на импровизированную репетицию нового мадригала, происходившую в приемной королевы. Автор не был ему знаком. Роберту пришлось встать среди других придворных и благосклонно улыбаться, слушая длинное сочинение, изобилующее музыкальными завитушками. Сесил, стоявший в уголке, сразу подметил, что настроение у сэра Роберта отнюдь не радужное, а маска улыбки не может до конца скрыть хмурое выражение его лица. Даже когда он приветственно кланялся королеве, эта угрюмая мина не изменилась.

«Что же еще они могли задумать? – терялся в догадках главный советник. – Но видно, что у них это не получилось. Нашему лошаднику не скрыть своей досады. Королева заметила, каким он вернулся, и тоже изменилась в лице».

Едва окончилась репетиция, Елизавета подала Роберту знак. Они отошли к оконной нише и встали так, чтобы придворные их не слышали.

– Что она сказала? – сразу же спросила Елизавета, даже не поздоровавшись с ним. – Согласилась?

– Где там! Взбесилась как кошка, которой опалили хвост. Заявила, что лучше умрет, чем даст мне развод. Никаких моих доводов и предложений слушать не пожелала. Крики, слезы, упреки. Рыдала всю ночь, а под утро стала просить у Бога смерти. Что было дальше, не знаю. Я уехал на рассвете.

Рука Елизаветы потянулась к его щеке, однако королева вовремя опомнилась, не стала обнимать его на глазах у придворных, лишь сказала:

– Бедный мой Робин.

– Представляешь, она плюнула мне в лицо, – заявил он, еще сильнее помрачнев от такого воспоминания. – Я пытался ее успокоить, так она меня – ногами в живот. Если бы не ее мачеха, у нас бы до потасовки дошло.