– Есть вероятность, что некоторых якобитов помилуют, – начала Джейн, повинуясь воле Уинифред, знавшей, как разговаривать с Уильямом.
– Но только не меня, – оборвал граф.
Джейн перевела дух.
– Ты прав, мой милый. Едва ли король смилуется над тобою.
Впрочем, времени у Джейн не было – ни на выражение нежных чувств, ни на слезливую жалость. Сейчас или никогда. Нужно собраться с силами; нужно дерзнуть.
Уильям сжал кулак, шарахнул по непробиваемой стене.
– На иное я и не рассчитывал, – прохрипел он. Затем откашлялся, как бы стряхнул ярость. – Прости меня, родная. Я обманулся, увидев твое счастливое лицо.
– Я притворялась счастливой.
– Зачем? – искренне изумился граф.
«Как он хорош – именно потому, что уязвим!» – подумала Джейн. Небритое лицо искажено страданием, рубашка наполовину расстегнута, волосы распущены по плечам. Поистине пятый граф Нитсдейл пребывал в расцвете мужской красоты.
– Затем, что у меня есть план, и, чтобы он сработал, притворяться надо уже сейчас. Лишние подозрения нам не нужны.
– В чем притворяться? – помедлив, спросил Уильям.
– В том, что тебя помилуют.
Уильям расширил глаза.
Джейн изложила идею, осенившую ее по дороге к Сент-Джеймсскому дворцу, обросшую подробностями в парламенте, на заседании палаты лордов.
– Значит, им нужен козел отпущения.
– Да, и, подозреваю, не один. В любом случае ты попадаешь в число тех, кого решено примерно наказать. Это моя вина. Это я прогневила короля.
– Нет, Уини. Я много лет был для протестантской короны как бельмо на глазу. Если бы не моя стойкая приверженность католической вере, мы бы с тобой жили в Приграничье, не зная ни забот, ни тревог. – Уильям отвернулся, вздохнул. – Нет, любимая, наше восстание для Лондона – просто хороший повод избавиться от целого ряда надоевших проблем. Не обременяй свои хрупкие плечи чувством вины. Ты сделала больше, чем осмелилась бы преданнейшая из жен. Проявила отвагу, какая и не снилась сильнейшим из мужей. Я уже написал моей сестре, Мэри, поблагодарил ее и Чарльза за доброту. Надеюсь, они будут привечать тебя и дальше. Помнишь, я упоминал отца Скотта?
– Священника?
Граф кивнул.