— Ты права, Милена Мортимер, только в одном. Все, что было между нами, умерло с той смертной женщиной, которой ты была. — в глазах его отразилась боль. — Ты должна была стать великой предводительницей, королевой, а стала убийцей. Ты истребляешь нас сотнями. Разве так должна поступать Повелительница? Вместо того, чтобы сплочать и увеличивать наш род, ты его уничтожаешь со звериным хладнокровием. Это не правление, это диктат. Шаг вправо — расстрел, шаг влево — виселица. Веселая перспектива быть твоим рабом.

— Ты не раб, Ричард. — она накручивала на пальцы его золотые локоны, в глазах плескалась нежность. — Ты никогда не покоришься, но я не заставляю тебя вставать на колени. Просто не мешай мне. Когда-нибудь ты поймешь, что моя тактика верна. Оставаясь убийцами, мы вскоре вымрем. Люди уничтожат нас, как много веков назад. Я знаю, что Люциана принесла на землю кровавые реки, за что люди уничтожили большинство вампиров. Человек не так слаб, как кажется, и только живя в мире с ним, мы сможем прийти к настоящей свободе.

— Но не путем уничтожения самих себя? Кто дал тебе власть решать, кому жить, а кому умирать?

— Закон. — жестко ответила она.

— Который ты же издала. Иногда мне так хочется нарушить его….

— Ты умрешь. Поверь, моя рука не дрогнет. И твоя тоже, попади в нее мой кинжал.

— Да, я убил бы тебя раньше, до того, как ты обрела свою силу, если бы знал во что превратиться твое царствование.

— По-крайней мере, честно. — Мила обхватила ладонями его лицо. — Мы никогда не сможем примириться друг с другом. Дело не в том, что я убиваю тех, кто не выполняет моих законов, а в том, что эти законы издал не ты, и карающая рука принадлежит мне — женщине, которой ты обязан повиноваться.

Ричард ничего не ответил, истина была в его глазах. В глазах, где смешались любовь и ненависть. А последнее чувство было более свойственно вампирам.

Ричард поставил ее на ноги, и поднялся, глядя на нее сверху вниз.

— И это ты пришла учить нас любви и состраданию? — с горечью спросил он.

— Мы по-разному видим эти чувства. Помимо сострадания, любви, есть еще и преданность. Был ли ты предан мне хотя бы один день за эти годы?… Можешь не отвечать, я знаю о каждой….Да, Ричард, я не смогу научить ничему того, кто не хочет учиться. Ты просишь свободы? Но разве ты не свободен? Разве я держу тебя?

— Держишь, — впиваясь в ее губы неистовым поцелуем, прорычал он, яростно срывая с нее одежду. Отдаваясь на власть его безжалостных губ и жадных рук, она пыталась вспомнить, какими были его глаза, когда он ее не ненавидел. Если бы вампиры могли плакать, то она плакала бы сейчас в его железных руках, прижатая к холодному бетонному полу. Пришло время навсегда распрощаться с прошлым и отпустить Ричарда. Существование вдвоем было еще более невыносимым, чем врозь.