Мы с Ричардом остались одни. Нам уже не раз случалось расставаться. И всякий раз я думала, что это навсегда.

– Надолго? – спросила я.

– На два года. А может, навечно.

Он взял в руки мое лицо и запечатлел у меня на губах долгий поцелуй.

– Когда я вернусь, – сказал он, – мы построим дом в Стоу. Ты наконец-то сдашься и станешь Гренвил.

Я улыбнулась и покачала головой.

На первой ступени он остановился.

– Да, вот еще что, – сказал он. – Как только я окажусь в Голландии, я возьмусь за перо и напишу правду о гражданской войне. Я не пощажу своих соратников-генералов и покажу их такими, какие они есть. Может быть, тогда принц Уэльский все поймет и назначит меня наконец верховным командующим.

– Куда вероятнее, – сказала я, – что он лишит тебя звания.

– Я сделаю за тебя разрушительную работу, – сказал он. – Смотри в восточное окно, и ты увидишь, как летний домик посылает свой прощальный привет Корнуоллу и Гренвилам.

– Остерегайся часового, – сказала я. – Он стоит внизу у дороги.

– Ты меня по-прежнему любишь, Онор?

– За свои грехи, Ричард.

– И много их у тебя?

– Тебе они все известны.

И поскольку он все еще выжидал, положив руку на каменную плиту, я обратилась к нему со своим последним вопросом:

– Ты знаешь, почему Дик тебя предал?

– Думаю, да.

– Он это сделал не по злому умыслу и не из чувства мести, а потому, что увидел кровь на лице у Гартред.

Он в задумчивости посмотрел на меня, и я пробормотала: