Я отпустил монаха, но нож все-таки держал наготове. Ведьмы – непредсказуемые существа: конечно, если она захочет меня убить, она вполне может сделать это на расстоянии, силой магии, а потом просто исчезнет в облаке дыма – по крайней мере, так говорят. Впрочем, я не думал, что она так уж могущественна.
Она подняла пустые руки и медленно села на низкий стул, сложив руки на коленях. Выглядела она сейчас намного старше Розалины и намного более хрупкой – настолько, что, казалось, любой сильный порыв ветра мог бы сломать ее и она рассыпалась бы на отдельные косточки. И при этом я ведь помнил, что у нее хватало сил держать и переворачивать довольно крупного и тяжелого Меркуцио, когда она промывала ему раны.
Я внимательно смотрел на ее лицо, умное и усталое.
– Я ждала, что вы вернетесь, – начала она. – Я думала, что вы давно все знаете.
– Слишком много событий, – ответил я. – Моего друга убили, моего кузена выслали из города, мою сестру убили прямо на пороге церкви в день ее свадьбы… У меня не было времени подумать о вас. А сегодня я вдруг вспомнил, что «любовь – это проклятие»…
Она вздрогнула, сплела пальцы рук, лежащих на коленях, но не отвела взгляд. И даже, кажется, еще чуть выше подняла подбородок.
– Она может быть проклятием, если ее воспринимать таким образом, – ответила она. – Для Меркуцио это было ясно как день. Иногда любовь не приносит ничего, кроме боли, – но в этом виновата не сама любовь, а тот, кто любит, мы сами. Он знал это. Он ненавидел всех тех, кто стоял там и бездействовал, – но он не хотел проклинать вас лично. Только виновных.
Я вдруг понял, что инстинктивно верчу кинжал в руках – вероятно, для того, чтобы удержаться от искушения и не всадить его ей в горло.
– Расскажи мне все, – потребовал я.
В комнате больше не было стульев, только незастеленная кровать с плетеным днищем, но я отбросил брезгливость и взгромоздился на это ненадежное сооружение. Ведьма посмотрела на меня, затем на отца Лоренцо, а потом склонила голову.
– Святой отец тут ни при чем, – сказала она. – Он пришел сюда за травами и настойками, в этом нет ничего греховного. Может быть, вы позволите ему уйти?
– Нет, – отрезал я, чем сильно огорчил монаха, который уже воспрял было духом. – Мне нужно, чтобы он тоже слышал. А теперь – признавайся во всем, ведьма. Расскажи мне о вашем сговоре с Меркуцио.
Она облизала губы и начала тихим голосом – таким тихим, что мне пришлось наклониться, чтобы расслышать ее.
– Смерть моего кузена его сломила, – сказала она. – Он всегда верил… верил, что каким-то образом им удастся быть вместе. И когда случилось то, что случилось, когда моего кузена так жестоко убили у него на глазах… дух вашего друга был сломлен, вера была сломлена, синьор, – и это можно понять. Ведь он