Леонора замотала головой. Она плакала, и чьи-то губы целовали ее слезы. Ее руки потянулись в темноту, пытаясь нащупать кожу.
– Тс-с… – успокоил ее Джеймс и, обвив рукой за талию, прижал к груди. – Я все знаю, – шепнул он ей в шею, и она услышала в его голосе боль, которая была сродни ее собственной. – Я здесь, Лео. Я здесь. – Его пальцы гладили ей волосы, прижимали ее голову к его груди. – Я же говорил, что никогда не брошу тебя.
Она хотела заговорить, но слов не было. Тогда она попыталась поцеловать губы, которые терлись о ее щеку, но ее собственные губы были ледяными – они не отошли еще от прежнего горя и нового потрясения. Рот ее приоткрылся, и она выдохнула:
– Я… я думала, что ты… – Договорить она не смогла и снова горько заплакала.
– Я знаю. – Губы его медленно спускались по ее лицу, и один поцелуй сменялся другим. – Но теперь все будет хорошо.
Недели и месяцы медленного умирания без него наложили на нее свой отпечаток, оставили внутри глубокие шрамы, словно от порезов ножом.
– Так почему же ты не сообщил мне, что жив?
Поцелуи его замедлились, а потом прекратились, губы замерли над ее губами.
– Потому что я почти умер. – Джеймс прижался к ней лбом. – Я не хотел тебе говорить, пока сам не убедился.
– Убедился в чем?
– Что я выживу.
Она схватила его за плечи. Из горла его вырвался короткий стон, а тело дернулось от боли. Леонора отпрянула.
– Ты ранен! – ахнула она.
– Я в порядке. – Он немного помолчал. – Худшее уже позади.
В темноте она осторожно ощупывала его руки, грудь, многочисленные бинты, а потом прильнула к нему, положив голову Джеймсу на грудь.
– Как ты спасся? – прошептала она сквозь слезы.
– Сам не знаю, – ответил он. – Кто-то нашел меня в буше. И принес сюда.