Внезапно словно искра обожгла ему ногу.
– Черт!
Пистолет выпал из его рук. Алекс покатился по земле, схватившись за стопу. Пуля после случайного выстрела пробила ему ботинок, и теперь через дырку хлестала кровь.
Он раскачивался, сидя в пыли, корчился от боли и плакал – это были горькие, сдавленные, детские всхлипывания.
– Посмотри, что ты наделала, Леонора! – крикнул он. Нога его горела, будто обложенная раскаленными углями. – Это твоих рук дело!
Эпилог
Эпилог
Глава 66
Глава 66
Растянутая на двух сучковатых шестах рваная парусина устало хлопала на ветру. Граница ее скудной тени серой полосой проходила через середину тела Гана. Горячее солнце находило дырки в брезенте и через них палило его кожу. Легкие не справлялись, и, чтобы легче было дышать, он открыл рот, в уголках которого засохла слюна. Эти места притягивали мух, которые свободно разгуливали и по щелям приоткрытых глаз. Сил прогнать их уже не было. Ган умирал.
Еще один натужный вдох, от которого стало больно в груди. Слабость из легких расползалась по мышцам, как в скучающей толпе расползается заразительная зевота. Глаза Гана уставились на грязную материю над головой. По ней двигались тени проплывающих в небе облаков, которые как будто играли с диском солнца в прятки. Запах пыли исчез – пересохший обветренный нос уже ничего не чувствовал. Вместе с запахами пропадали и звуки. Окружающий мир превращался для него в пустоту – только солнце, тени и слабеющее дыхание.
Тело Гана медленно и верно умирало, но сознание было живо – оно будет упираться до последнего удара сердца. Он никогда не думал, что закончится все это вот так, тихо и неторопливо, без принуждения. Боль смерти не была похожа на боль жизни. Эта боль была ласковой, как покачивание на руке матери. И все же он никогда не думал, что будет стариком, что будет приветствовать смерть, – он ожидал, что смерть наступит, когда его прибьют, загонят или сломают.
Спина Гана выгнулась. Тело просило воздуха. Отдых между вдохами был слишком долгим для легких, и им уже не хотелось просыпаться. Но они все-таки делали это. Еще один вдох, затяжной и натужный. Смерть лениво дожидалась момента. Тело Гана расслабилось и вытянулось на земле.
Он скучал по верблюдам. Эта неожиданная мысль принесла с собой отдельную боль. Верблюды были с ним в самые тяжелые времена. А теперь их не будет. Ему не суждено было попрощаться с ними или проверить, как о них заботятся, и теперь он тосковал по ним. Тело его наливалось новой тяжестью, которая все сильнее вдавливала плоть в землю. Хрупкое старческое сердце тревожно забилось, и внезапно его охватила паника. «Я не хочу умирать». Похолодевшие руки начали трястись. «Я не хочу умирать!» Дрожь поднялась до плеч и поползла в ноги. Стопы его задергались. Взлетевшие мухи продолжали упрямо кружиться над бившимся в конвульсиях стариком.