– Нет, – прошептала Тамсина в ответ. – Он ничего этого мне не рассказывал.

– Ну хорошо, что ты от него наконец избавилась. Только подумать, что я предлагал тебе выйти за него замуж! Ни за что, – продолжал он, зло швыряя карты на стол. – Никогда бы я не позволил тебе выйти замуж за мужчину, который так подло поступил с девушкой. Слава Богу! Ты от него избавилась прежде, чем он успел тебя очаровать.

Тамсина кивнула. Кутберт завел очередную строфу. Дверь, ведущая в большой зал, со скрипом отворилась, Тамсина не повернула голову в ту сторону, даже когда узнала звук приближающихся к столу шагов. Кутберт умолк.

– Садитесь, Вилли Скотт, – сказал Арчи. – Уверен, что и вы хотите послушать балладу. Продолжай, Кутберт.

– Я уже слышал ее, – спокойно сказал Уильям.

– Да? И что вы о ней думаете? – спросил Арчи.

Тамсина взглянула на них. Уильям уселся на табурет, стоящий в нескольких футах от стола. Лицо бледное. Под глазами – тени. Скулы напряжены. Одет он был в рубаху, бриджи и чулки, без сапог и дублета. Руки спереди связаны.

– Пой, Кутберт, – проворчал Арчи.

Тамсина думала о девушке, которую подло и жестоко обманул любимый теперь ею мужчина. Она не хотела верить, что Уильям причастен к этой трагедии, однако трудно было избавиться от образа, обнимающего тень девушки, которая носила в своем чреве его дитя.

Кутберт продолжал петь. Последняя строфа прозвучала, усиливая напряжение в зале.

Тамсина подавила в себе желание расплакаться.

– Скажи мне, – глядя на Уильяма, произнесла она. – Это правда?

Он не отвел взгляда.

– Частично.

– Насколько частично? – спросила Тамсина.

– Я хочу знать, Рукхоуп, – прогремел Арчи. – Как вы могли так поступить с девушкой? Говорят, что в балладе рассказана правдивая история. Вы лишились королевской милости после того, как так с ней поступили. Дженни была фрейлиной Марии де Гиз.

Уильям молчал. Он смотрел на Арчи. Лицо его было безучастным, а вот в голубых глазах Тамсина увидела ярость. Девушка чувствовала, как у нее самой внутри волнами накатывает злость. Ей хотелось вскочить на ноги и заорать на всех – на отца, родню, Уильяма. Она чувствовала себя такой же преданной и сломленной, как Дженни Гамильтон, страдания которой растянулись во времени.

– Почему, – продолжал Арчи, – ты взял английские монеты и согласился выкрасть бедную малютку королеву у ее матери?

Уильям медленно опустил ресницы.

– Вижу, вы узнали все мои тайны, – наконец произнес он.