Она смотрит на мерцающие угли камина.

– Никто никогда не получает от Смерти того, на что надеялся, – говорит она.

Гефест посмеивается.

– Я имею в виду твою историю.

– О, – она смотрит в огонь. – Это еще предстоит выяснить.

Неужели?

Гефест вытягивает кривые ноги. Может, в нем и течет божественная кровь, но он слишком долго сидел на стуле, а боли в спине никто не отменял.

Почему он это сделал? Чего он надеялся достичь? Какой позор. Каким надо быть идиотом, чтобы решить, будто разоблачение Афродиты что-то изменит.

И все же, она сидит рядом с ним. И на протяжении всей истории Афродита относилась к Аресу не так, как относятся к любовнику.

– Я думаю, ты права, – говорит он. – Насчет того, что олимпийцы не годятся для настоящей любви. И что смерть и слабость необходимы.

Она наклоняется ближе к огню.

– Мы говорим, что здание сделано из кирпича, – говорит она, – но раствор, заполняющий трещины, скрепляет кирпичи. Только он держит их вместе.

– Рубцы, – говорит Гефест, – делают сломанную кость тяжелее и сильнее, чем прежде.

Единственный бог, сброшенный с Олимпа еще ребенком, кое-что знает об увечьях. Его кости превратились в железо.

Афродита кладет голову на подушку.

Он – бог. Он видел ее миллионы раз. Но ее красота всегда заставляет его таять. Особенно потому, что она вечно вне его досягаемости.

Гефест сбит с толку. Он показал себя обиженным, ревнивым ребенком. Еще недавно он пытался унизить свою неверную жену с помощью золотой сети.

Но она все еще здесь.

Он решает попробовать еще раз.

– Ты говоришь, что совершенство ограничивает тебя, – говорит бог-кузнец. – Но каждый совершенен настолько, насколько ему самому хочется.