Тея рыдала у меня на груди. Мои слезы увлажнили ее волосы. Я крепко сжимал ее, пытаясь удержать рядом. Она была у меня в объятиях и одновременно ускользала. И Тея это знала. Она катилась с крутого неумолимого склона во тьму амнезии, отчаянно пытаясь притормозить; ее пальцы сжимали мою рубашку.

– Тея, – прошептал я. – Послушай меня. Ты слушаешь?

– Да, – сказала она слабым голосом. Сон одолел ее, и когда она проснулась, амнезия тоже.

– Я обещаю, – произнес я дрожащим голосом. – Обещаю.

Она отстранилась, и ее улыбка разбила мое проклятое сердце.

– Правда? – Затем ее улыбка смялась до замешательства. – Я написала… что-то. Так? Я не могу вспомнить…

– Все хорошо, детка. Тебе не нужно.

Ее лицо расслабилось от облегчения. Она поцеловала меня, и я смаковал вкус ее слез и ее мягких губ, прежде чем она снова опустила голову.

– Я люблю тебя. Джимми с добрыми глазами.

Я обнимал ее, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания и дрожь.

– Я люблю тебя, Тея, – сказал я. – Засыпай. Увидимся завтра, хорошо? И каждый день после. Обещаю.

* * *

Я моргнул, и больничная комната материализовалась вокруг меня. Тея лежала в моих объятиях. Утренний свет коснулся кровати.

Она медленно пошевелилась и проснулась. Изучила меня секунду. Затем ее лицо озарилось признанием, душераздирающе красивым.

– Джимми.

– Привет, детка, – сказал я, сдерживая слезы.

Едва я успел это сказать, как Тею накрыл приступ. Несколько минут она дрожала, затем снова моргнула.

Я увидел ее.

Под растерянностью, под амнезией, в чистых голубых глубинах ее глаз, я увидел мою Тею.

Ее голова склонилась в сторону, и улыбка дрогнула.