И он ушел.
* * *
– Какая же свинья, – процедил Рене, когда они с Оливером выходили из аэропорта, убедившись, что самолет Винса улетел. – Поверить не могу, что она могла с ним связаться.
– Она сказала вчера вечером, что он был очень обходительным, – заметил Оливер. – И был добр к ней. Поначалу.
– Женщины бывают такими дурами, когда дело касается мужчин, – Рене сел в машину на пассажирское сиденье. – Но она ведь сможет стать счастливой здесь, с нами, как ты считаешь?
– Надеюсь, что сможет.
– А я надеюсь, что ты будешь обращаться с ней лучше, чем этот урод, – покосился Рене на Оливера.
– Не говори ерунды, – отозвался Оливер. – И потом, Имоджен не готова пока к чему-то такому.
– А я думаю, Имоджен вполне готова ко всему, чего она хочет, – возразил Рене, пристегиваясь. – И я бы поостерегся ставить против нее.
* * *
Имоджен проснулась довольно поздно. Она охнула от ужаса, взглянув на часы, и побежала в ванную, где наскоро приняла душ, перед тем как одеться. Расчесав волосы, она тронула увлажняющим кремом лица и сбежала вниз по лестнице.
Люси сидела на террасе, читая газету.
– Как ты, малышка? – спросила она участливо. – Выглядишь существенно лучше.
– Хорошо, – ответила Имоджен. – Спасибо, что разрешили мне остаться.
– Ты здесь более чем желанный гость, – сказала Люси. – И ты ведь дождешься Оливера из аэропорта, да?
– Так они его выпроводили из города? – уголки губ Имоджен поползли вверх.
– Похоже на то, – согласилась Люси. – О, Жени, так жаль, что с тобой такое случилось.
– Вашей вины здесь точно нет. Я сама сделала такой ужасный выбор. Правда в том, что я хотела любить Винса больше, чем любила на самом деле. Убедила себя, что хорошо бы мне иметь рядом кого-то, кто будет заботиться обо мне, заботиться так сильно, что захочет вникать во все аспекты моей жизни.
– Разве до него ты не чувствовала заботы?
– Я чувствовала… – Имоджен помолчала, собираясь с мыслями. – Я всегда чувствовала себя как бы на вторых ролях, как будто всегда делала то, что хотели другие. А Винс поставил меня на первый план. Поначалу. В общем, я явно совершенно ничего не понимаю в людях.