– Я хотела спросить тебя, – продолжала она, – был… был ли ты когда-нибудь помолвлен прежде. – Она добавила, дрожа: – Я надеюсь, что был… в смысле, я вовсе не возражаю, если был.

– Нет, никогда не был, – последовал мгновенный и сердечный ответ Найта. – Эльфрида, – и в его голосе зазвучала радостная гордость, – я на двадцать лет старше тебя[178], я повидал жизнь и в некотором роде имею доступ в светское общество, которое ты еще толком не успела узнать. Строгие моралисты скажут, что большая разница в возрасте непременно влечет за собою такие же различия в любовном опыте, а меж тем я гораздо больше достоин тебя, чем иные могут вообразить.

Эльфрида затрепетала.

– Ты продрогла – ветер для тебя чересчур силен?

– Нет, – ответила она мрачно.

Все свои надежды на его прощение она строила на догадке, которая оказалась ложной. Ее возлюбленный – необыкновенное исключение из общего правила, ведь только что он признался, что не обладает любовным опытом, и если два года назад она ликовала бы, услышав такие вести, то теперь они оледенили ее, будто она вдруг очутилась зимой на морозе.

– Ты не возражаешь, если я еще спрошу?

– О, нет – вовсе нет.

– А многих леди ты целовал раньше? – прошептала она, желая, чтобы он сказал: сотню по меньшей мере.

Время, обстоятельства и окружающий пейзаж были таковы, что побуждали к откровенности даже самых скрытных.

– Эльфрида, – прошептал Найт в ответ, – странно, что ты задала мне такой вопрос. Но я отвечу на него, хотя я никогда и никому не говорил об этом прежде. Я вел себя нелепо, упорно избегая женщин. Я никогда в своей жизни не целовал женщину, если не считать тебя и мою мать. – И тут мужчина тридцати двух лет, да еще такой глубокий ум, весь покраснел от простодушного мальчишеского стыда, сделав такое признание.

– Что, ни одну? – дрогнувшим голосом спросила она.

– Да, ни одну.

– Как это до боли странно!

– Да, противоположный ответ встречается гораздо чаще. И все-таки для тех, кто наблюдал за представителями своего пола так, как это делал я, мой случай не уникален. Светские мужчины – это любимцы женщин, так гласит аксиома, и люди недалекие не заглядывают вглубь, чтоб узнать, что есть тайные, одинокие исключения.

– Ты гордишься этим, Генри?

– Нет, ни капли. Дожив до зрелых лет, я желал бы теперь вернуться назад, заново пройти свой жизненный путь и нарушать границы чаще, как это и делают более беспечные мужчины. Я не раз думал о том, как много счастливого жизненного опыта потеряно для меня из-за того, что я никогда ни за кем не ухаживал.

– Тогда почему же ты держался так отчужденно?