– Это был другой человек. Ты простишь меня, Генри, ведь правда?

– Что, один возлюбленный в могиле, а второй сидит на ней?

– Ох… ох… да!

– Тогда, значит, до меня их было два?

– Я… предполагаю, что так.

– Теперь нечего корчить из себя дуру со своими предположениями – я все это ненавижу, – процедил Найт почти презрительно. – Что ж, мы узнаем странные вещи. Я не знаю, как я могу поступить – ни один человек не может сказать, в какую дугу обстоятельства могут согнуть его, – но я едва ли могу подумать о том, чтобы совесть позволила мне принимать знаки внимания от нового возлюбленного в то время, как вы с ним сидите на бедных останках первого; клянусь душой, я этого не смог бы. – И Найт, весь во власти угрюмых размышлений, продолжал смотреть на могилу, что маячила перед их глазами, как мстительный призрак.

– Но ты неверно понял меня… Ох, как все это мучительно! – закричала она. – Я не думала ни о чем подобном; поверь мне, Генри, я правда ни о чем таком не думала. Это просто так вышло – само по себе.

– Что ж, я полагаю, ты не делала ничего подобного НАМЕРЕННО, – сказал он. – Никто никогда не стал бы, – печально прибавил он.

– И того, кто лежит в той могиле, я никогда не любила.

– Я полагаю, что второй возлюбленный и ты, когда вы сидели там, клялись друг другу в вечной верности?

Эльфрида отвечала только быстрым тяжелым дыханием, говорящим, что она вот-вот расплачется.

– Стало быть, ты выбираешь не что иное, как скрытность? – спросил он повелительно.

– Разумеется, мы клялись, – ответила она.

– Разумеется! Ты относишься к предмету нашей беседы так легкомысленно?

– Это прошлое, и сейчас оно для нас ничего не значит.

– Эльфрида, это такое ничего, которое, хоть и может заставить посмеяться человека беспечного, не может не причинить горе искреннему человеку. Это очень мучительная боль. Расскажи мне все начистоту – все, что было.

– Никогда. О Генри! Как ты можешь ожидать этого, когда столь малые сведения заставляют тебя быть со мной таким жестоким?

– Теперь, Эльфрида, выслушай вот что. Ты знаешь: то, что ты рассказала, всего лишь разом вызывает потрясение в нежных чувствах, только и всего. Мои переживания на этот счет можно было бы назвать – да это она и есть – простой чувствительностью; и я не хочу, чтобы ты думала, что обыкновенная помолвка в прошлом, честная помолвка, внесла бы какую-то действительную перемену в мою любовь или в мое желание сделать тебя своей женой. Но ты выглядишь так, будто тебе есть что рассказать, и в этом-то и кроется все зло. Есть что-то еще?

– Ничего больше, – ответила она измученно.