— Красиво.

Разговор прервался стуком в дверь, начался вечерний обход. Отбой был ровно в 22:00. Девушки на удивление быстро угомонились. Валентина, которая уже выспалась, долго ворочалась, стараясь как можно тише перемещаться на скрипучей кровати. Она думала об этих молодых женщинах, из рассказов которых поняла, что работа и начальство довели их до больничной койки. Работают с утра до ночи, без выходных и праздников, чтобы не выперли. Мысли свернули на проблемы дочери. Душа болела за всех, за весь мир. Вспомнилась история, которую она рассказала девушкам. Страшно не было, но неожиданно стало грустно и тоскливо. Захотелось домой, в родную постель, под теплый бок к Михаилу, такому близкому и понятному. Грудь сдавило тягостное предчувствие, то ли к дождю, то ли к беде. Валентина дотронулась до крестика на груди и забормотала «Отче наш», но тоска не проходила, а наоборот, поднималась все выше и выше, в область сердца. «Медсестру, может, позвать», — мелькнула мысль, но потом Валентина вспомнила сериалы про замотанных медсестер, работающих на трех работах и отсыпающихся только на ночных дежурствах, и решила, что она уж как-нибудь. Зачем тревожить из-за ерунды. Она приподнялась и, налив минералки, выпила залпом почти целый стакан. Стало полегче. Она закрыла глаза и стала вспоминать французские глаголы: же перд, тю перд, иль перд…

Сквозь дрему Валентина почувствовала как что-то сдавливает грудь. За окном загромыхало, деревья шумели под порывами ветра. Начиналась гроза. Занавески шевелились, комнату освещали яркие всполохи. Дышать стало совсем тяжело. Она хотела встать и позвать кого-нибудь, но тут услышала странные звуки. Очередная вспышка молнии осветила у нее на груди поверх одеяла угольно-черного дьявола со светящимися глазами. Дьявол монотонно бормотал заклинание на непонятном языке. Когти подбирались к груди, прикрытой только тонкой тканью ночной сорочки. В пустой от ужаса голове звонко тикала мысль, что не стоит будить лихо, пока оно тихо. Не стоило своим рассказом вызывать смерть. Вот она и пришла. Дьявол, казалось, рос на глазах. Не сводя глаз с чудища, Валентина потянулась к тумбочке, зацепила стоящий на ней стакан, который брякнулся об пол. Она заорала не своим голосом.

Мгновенно, как ей показалось, зажегся свет, соседки забегали, кто призывая дежурную сестру, кто закрывая распахнувшееся от порыва ветра окно. Катя подбежала к ней, успокаивая, бормоча, что гроза — это не конец света. Валентина пила воду, пыталась объяснить, что за ней приходила смерть, и никто не обратил внимания на огромного черного кота, спрыгнувшего со шкафа и шмыгнувшего в коридор. Он был очень обижен, что его стряхнули с насиженного места, такого мягкого, теплого и вкусно пахнущего валерьянкой.