— Коль, давай я тебе все-таки помогу, иначе мы и к полуночи с тобой за стол не сядем.

— А куда нам торопиться? Завтра суббота, сына нет, у нас вся ночь впереди, — многозначительно ответил муж.

Стол получился достойный. Курица, салатики, вино и как фон — телевизор. Николай что-то говорил, Светлана что-то отвечала, стараясь попасть в настроение. Она привыкла, что после работы муж рассказывал, как прошел день, ожидая в нужный момент одобрительного вздоха или отрицательной реакции, в противном случае он начинал доказывать, почему реплика жены неуместна, объяснять, что она не права, поэтому проще было молчать и мычать. В последнее время Николай стал для проформы спрашивать о ее делах, но было видно, что ему это абсолютно неинтересно, да и не умела она рассказать так, чтобы было смешно или хотя бы занимательно. Она знала коллектив, где он работал, с ее же коллегами он не общался.

Монолог Николая, подпитанный тележурналом, свернул на очередного политика. Светлана слушала и думала об Александре. Конечно, он нравился ей, ой, как нравился. Она посмотрела на мужа, на его седеющие, коротко подстриженные волосы, и на душе потеплело, хотя внутренний голос опять завел шарманку о том, что она размякла от бокала вина, а муж уделяет больше внимания телевизору, чем ей.

— Чайку? — донеслось до нее, как сквозь вату.

— Что? Нет, не хочу, голова что-то разболелась.

Муж сразу как-то напрягся, как будто в мозгу тумблер переключили, Светлана даже щелчок услышала.

— Может, тебе прилечь? — проявил он беспокойство.

— Нет, просто душно здесь, — засуетилась Светлана, оправдываясь. — Я сейчас чайку заварю и балконную дверь открою, чтоб свежий воздух.

И тут зазвонил его мобильник.

Десятью минутами ранее Александр вышел из офиса во двор и весело крикнул:

— Василий!

Из припаркованного под окнами «Хаммера» раздался нечеловеческий стон пленника, которого ведут прямиком к жертвенному огню. Василий был палочкой-выручалочкой запавшего на жену дантиста Александра. Еще со школы двухметровый детина с пудовыми кулаками при слове «зубной» покрывался холодным потом и бледнел, правдами и неправдами избегая лечения зубов. К тридцати пяти ротовая полость представляла собой руины, не подлежащие восстановлению.

— Кстати, вы обратили внимание, как Вася похорошел? — с иезуитской улыбкой благодетеля обратился Александр к двум другим охранникам.

— Я просто пять кило сбросил, пока у вашего живодера в кресле мучился, — пробубнил Василий, на лице которого отразились страдания христианских мучеников.

— Что тебе не нравится? — ласково удивился шеф. — Тебя лечили бесплатно, специалист высшей категории, почти светило, автор монографий, да тебе просто повезло!