Я просматриваю листы своей работы и вижу, что Эндрюс оставила на полях заметки, которые до абсурдного тешат мое эго. Например:

«Потрясающий анализ!»

«Крайне проницательно!»

«Провокационно…»

«ОТЛИЧНАЯ точка зрения», – пишет она в разделе, где я рассуждаю о возможных терапевтических тактиках, которые могли бы помочь нарциссисту достичь редкого для него самоосмысления. От уймы комплиментов мое эго раздувается до чудовищных размеров. Я чувствую намного больше удовлетворения, чем от пятерки с плюсом по органической химии. Сейчас я чувствую себя правильно.

Хантер наклоняется ближе и шепчет мне в ухо:

– Ты сейчас так горячо выглядишь.

Я морщу лоб.

– Да?

– О да. – Его дыхание щекочет мне щеку. – Это из-за твоего самодовольного взгляда. Никогда не думал, что буду так возбужден академиком, но, мать твою, у меня появляется семенная жидкость, Семя.

Я тихо хихикаю, но осознаю, что он не шутит, когда он выпрямляется и я замечаю в его глазах горячее желание.

Я сглатываю своим внезапно пересохшим горлом и поворачиваюсь к Ти-Джею, чтобы отвлечься.

– Что у тебя?

– Пять, – отвечает он. У Пакса четыре, поэтому в целом я могу сказать, что психопатология прошла с головокружительным успехом.

Поскольку сегодня последнее занятие, Эндрюс вознаграждает нас темой, которую я, наверно, смогла бы слушать двадцать четыре часа подряд, – «Серийные убийцы». Если бы можно было сложить все время, которое я потратила на просмотр детективных сериалов, то получилась бы удручающе большая часть моей жизни. Эндрюс начинает рассказывать о случае, который настолько жуткий, что я едва могу усидеть на месте. Проходит десять минут, и, хотя она еще не назвала имя убийцы, я хватаю Хантера за руки и шиплю:

– Она говорит про Гарольда Говарта!

– Кого?

– О нем рассказывали в эпизоде «Нейрохирурги-убийцы». – Я помню, как тут же после его просмотра я позвонила папе и сказала, что ему никогда нельзя вводить яд в лобную долю пациента, а он спросил, не пьяна ли я.