– Пожалуйста, не надо, – попросила я. – Я могу справиться сама.

– Мне следует кого-то позвать. По крайней мере, позволь мне поговорить с тетей.

– Ты же обещал, – напомнила я.

– Это нечестно. Ты не должна была брать с меня таких обещаний.

– Но ты пообещал… а теперь нарушаешь обещание.

– Кэтрин! – взмолился Эллиотт. – Позволь мне подняться. Я не могу уйти, пока не удостоверюсь, что с тобой все хорошо.

Я не стала возражать, и тогда Эллиотт разбежался, подпрыгнул и забрался по стене дома прямо к моему окну. Перекинув ноги через подоконник, он согнулся и упер руки в колени, переводя дух.

Я снова посмотрела на дверь, потом прошипела:

– Тебе не следует здесь быть!

Впервые в мою комнату зашел кто-то кроме гостей, Тэсс, мамочки… с тех пор как папу увезла «Скорая».

Эллиотт выпрямился, сразу оказавшись выше меня на целую голову.

– Видишь, молния не ударила и не испепелила меня. Я буду вести себя тихо. – Он закрыл окно, потом сделал пару шагов по комнате. – Тут меняли обстановку с тех пор, как ты была маленькой?

Я покачала головой, стараясь не поддаваться панике. Если мамочка узнает, то придет в бешенство. Гостиницу на Джунипер-стрит она защищает гораздо больше, чем меня.

– Тебе не следует здесь быть, – прошептала я.

– Но я здесь, и останусь, если только ты не прогонишь меня пинками.

– Твоя тетя разозлится. Она может что-то сказать мамочке.

– Мне восемнадцать. – Эллиотт прошел мимо меня и нахмурился. – Почему твой комод придвинут к двери?

Я молча уставилась на него.

– Кэтрин… – Эллиотт посмотрел на меня взглядом отчаявшегося человека, было видно: он хочет защитить меня от всего, что скрывается за этой забаррикадированной дверью.

– Хорошо, – вздохнула я, закрывая глаза. – Ладно, я тебе расскажу, но остаться ты не можешь. Не хочу, чтобы ты меня жалел. Мне не нужна твоя жалость. И ты должен пообещать, что никому не расскажешь. Ни тете, ни дяде, никому из школы. Никому.