Я хихикнула, притягивая его к себе.

– Заткнись.

Эллиотт сделал несколько шагов, все его тело отреагировало, когда я раздвинула губы и поцеловала его. Я откинулась назад, Эллиотт последовал за мной, опершись одной рукой о матрас, так что мы аккуратно опустились на кровать. Его грудь прижалась к моей, и я потянулась вниз, чтобы поднять нижний край его рубашки.

Оглушительно хлопнула входная дверь.

Эллиотт подпрыгнул, потирая затылок.

– Это дядя Джон и тетя Ли, – пробормотал он.

Я села, не зная, куда деваться от смущения.

– Все равно мне пора вернуться домой. Ты должен пойти на вечеринку. Я хочу, чтобы ты пошел.

Эллиотт выглядел обескураженным.

– Ты уверена?

Я кивнула.

– Я приму душ, а потом провожу тебя домой. Хочешь горячего шоколада или еще чего-нибудь, пока ждешь?

Я покачала головой.

– Вернусь через секунду.

Он взял чистую одежду и скрылся в ванной, построенной его дядей Джоном. Зашумела вода в душе, из щели над дверью ванной повалил пар.

Я присела на кровать Эллиотта, постаравшись не сдвинуть лежавшие на ней фотографии. На некоторых снимках я была в поле, шла по тротуару или сидела в нашем дворе, но на большинстве фотографий я сидела на качелях на крыльце дома, а над моим плечом темнели окна дома на Джунипер-стрит. На этих фотографиях я никогда не улыбалась, мое лицо неизменно оставалось задумчивым, даже если в кадре рядом со мной находился отец.

Вода в душе перестала течь. Через несколько минут дверь открылась и появился Эллиотт, одетый в джинсы, кроссовки и толстовку, на груди которой красовалась эмблема футбольной команды школы Дубового ручья. Он улыбался от уха до уха, и на его щеках появились ямочки.

– Ты хорошо пахнешь, – сказала я, обнимая его.

Эллиотт обнял меня в ответ, и меня окутало ароматное облако: гель для душа и мята. Он наклонился, поцеловал меня, и его длинные мокрые волосы накрыли меня шелковистым шатром. Эллиотт взял меня за руку и повел к лестнице, но потом остановился и снова поцеловал.

– Что такое?