– Боль… любовь. Одно без другого не существует.

Психолог беззвучно рассмеялась.

– Ты всегда меня удивляешь.

– Кому предназначен фиолетовый подарок? – спросила я.

– Ах, это… Это для Вайолет. Это наша дочь, Майло и моя. Она родилась на Рождество.

– У вас был ребенок? – потрясенно спросила я. – Не помню, чтобы вы когда-то были беременны.

– Вайолет родилась семимесячной. Она прожила всего пару часов. Сейчас ей было бы пять.

– Значит, это было до того, как я перешла в старшую школу.

– Верно, – подтвердила миссис Мейсон, вставая. – Рождество для Майло – непростой день. Он так и не оправился от удара.

– Но вы оправились? – спросила я, наблюдая, как психолог идет обратно к столу.

Она села напротив меня и устало вздохнула.

– Я выбрала исцеление. Майло чувствовал себя одиноким в своем горе, хотя я жила рядом с ним четыре года. Потом он заменил скорбь негодованием, и все было кончено.

– А теперь вы счастливы?

– Я любила Майло с тех пор как была еще девочкой. Раньше он смотрел на меня так, как Эллиотт смотрит на тебя. Жаль, что мы не сумели справиться с этим горем вместе. Но, да. Когда я сказала ему, что все кончено, то ощутила огромное облегчение, словно сняла с себя тяжеленную шубу в жаркий летний день. Я освободилась, чтобы исцелиться, и исцелилась. Мне по-прежнему больно видеть, как он страдает.

– Вы его еще любите?

Уголки ее губ приподнялись.

– Я всегда буду его любить. Первая любовь не забывается.

Я улыбнулась.

– Эллиотт как-то раз сказал мне то же самое.

– Так ты его первая любовь? – спросила миссис Мейсон, подпирая голову ладонью.