На лице Бонни сразу появилось выражение, которое я приняла за Лицо Психолога. Приветствующее, дружелюбное и чрезвычайно спокойное. Такой взгляд давал тебе понять, что она держит все под контролем, даже если ты – нет.

– Я надеялась, что появится шанс поговорить с тобой об этом, Уиллоу, – сказала она. – Хотя, наверное, не в ресторанном дворике торгового центра. – Она глянула на дочку, а потом снова словно надела Лицо Психолога. – Нам не обязательно говорить об этом здесь.

– Я вообще не хочу об этом говорить, – сказала я.

– Справедливо, – ответила Бонни. – Могу я задать один вопрос? Ты с матерью вообще близка, Уиллоу? Хоть чуть-чуть?

– Вы знаете ответ, – заметила я. – Она не совсем тот человек, с которым сближаются. Она вином словно стеной закрывается от всех.

– Понятно.

– Ее беспокоят только приличия. Как мы одеваемся, какой у нас дом, на каких машинах ездим.

«Парни как…»

– Пойду я в правильный колледж или нет…

– У тебя есть планы на колледж?

– Это два вопроса? – спросила я с легкой улыбкой. – Больше нет.

Бонни кивнула.

– У меня еще один вопрос, и обещаю, я закончила.

– Мам, – протяжно сказала Энджи.

– Черный маленький крестик на твоем запястье связан с насилием?

Я взглянула на стол, на чернила под левым большим пальцем.

– Да.

Наступила короткая тишина.

– Ладно, больше не надо вопросов, мам, – сказала Энджи. – Уиллоу возненавидит меня за то, что рассказала тебе.

Бонни улыбнулась, и место терапевта заняла Супермама.