Он отпустил мои плечи, отбросив меня, и все, что я чувствовала и хотела, так же легко, как если бы задул свечу.

– Что насчет пьесы? – выдавила я. – Мне было нужно… всего одно представление.

Он покачал головой.

– Нет, пока он там.

– Всего один спектакль? – попросила я. – Пожалуйста? Потом он… он уедет, и это… будет конец. А мы переедем, – я всхлипнула, икнув. – Папа, я обещаю, я… исправлюсь.

Наконец, заговорила мама, голосом тонким, как ниточка.

– Дэн, пусть выступит. Она так усердно работала. Месяцами.

Желваки отца снова задвигались. Гнев вытекал из него, напряжение ночи сменялось усталостью. И, возможно, жалостью.

– Премьера, – сказал отец. – Выступишь на премьере, и все, Следующие два дня ходишь только в школу, а потом домой. Больше никуда не ходишь.

– Ладно.

– В пятницу мы отвезем тебя в театр и потом домой. Вот так. После пятницы ты больше не увидишь Айзека Пирса. Или произойдет все, о чем я говорил.

Я кивнула, ощущая, что во мне что-то почернело и съежилось. То, чем гордилась бы моя бабушка.

Я хваталась за фитиль, но уже почти ничего не осталось.

Глава тридцать четвертая Айзек

Глава тридцать четвертая

Айзек

Три дня Уиллоу не отвечала на сообщения. Когда я звонил ей, никто не брал трубку. Утром в четверг я ходил взад и вперед по гостиной Фордов, раздумывая, не заехать ли в школу по пути в больницу. Марти советовал этого не делать.

– Если считаешь, что она молчит из-за отца, – сказал он, – держись подальше от школы.

– Что мне делать? – спросил я. – Мне нужно знать, что с ней все в порядке. Если ее отец узнал о нас, она выносит все это дерьмо одна.

– Подожди, – сказал Марти. – Верь.