Август был прав.

Всем было плевать.

Я смотрела на море выпускников вдалеке, ища там одного конкретного, но, даже не глядя, я знала, что его там нет. Я это чувствовала. Вернее, не чувствовала. В воздухе не было трепета. И запаха корицы. Только оглушающая, тяжкая, влажная летняя жара.

Мне нужно было в тень, выкурить сигарету и как следует выплакаться. Я проскользнула по парковке в лес и не останавливалась, пока не почувствовала под ногами знакомый шорох гравия. Я вытащила из сумки пачку «Кэмел» и закурила, затягиваясь глубже обычного. Когда я выдохнула и подняла глаза, то, что я увидела, заставило меня выронить сигарету. Ее горящий кончик, падая, обжег мне ногу.

Всю стену старой часовни теперь занимал черный силуэт рыцаря на коне – такой же, как когда-то был на внутренней стороне моего левого безымянного пальца. Земля внизу была усеяна банками черной краски-спрея. Я даже не стала его искать – я знала, что он давно ушел.

Сев на ограду парковки, я смотрела на рисунок, пытаясь понять, брежу я или нет. Хотя я ощущала себя гораздо более нормальной, чем, скажем, в тот день, когда везла Джульет в больницу, у меня каждый день случались моменты, когда я сомневалась, в себе ли я. Ускоряется ли сейчас время для всех или только для меня? Нормально ли смотреть на себя сверху, как кукловод-любитель, или же это мой личный, специфический психоз?

И сейчас у меня определенно был один из таких «В себе ли я?» моментов, потому что я видела не только рисунок своей татуировки размером во всю церковную стену, но и ровную струю дыма, выходящую из разбитого окна прямо под ним.

Надеюсь, это на самом деле, подумала я, подбирая с земли тлеющую сигарету.

Когда температура начала подниматься, я решила, что не сошла с ума. А когда старое строение начало стонать и потрескивать, горя изнутри, оно словно заговорило со мной.

«Слышу тебя, старуха. Скоро все закончится. Просто отпусти».

Мое внимание привлек шорох в лесу около заднего крыльца церкви. Я поглядела туда, ожидая увидеть очередного соскучившегося выпускника, удравшего покурить, но это был не он.

Это был Ланс сукин сын Хайтауэр.

Черт побери. Все-таки я точно брежу.

Я была бы страшно рада его видеть, если бы это действительно был он, но я была абсолютно уверена, что эта версия – всего лишь продукт аберрации моего зрения, вызванной пережитым стрессом. Что-то в нем было не таким. Другим. И я этому явлению не верила.

Во-первых, на нем была нормальная одежда. Нет, не нормальная. Модная. Он выглядел так, как будто сошел со страниц журнала GQ. Выкрашенная часть его ирокеза была сострижена – осталась только коротенькая, безупречно оформленная, темно-русая полоса, – и на голове красовались дорогого вида темные очки. Он был все еще одет в черное, но брюки и майка были отглажены и, казалось, сшиты прямо по мерке. А самой большой переменой была пара кожаных сандалет там, где должны были быть его ботинки.