Мне не хотелось рассказывать ему. Не хотелось. Мне не хотелось ничего говорить.

Но…

Отвернувшись от него, я отпила глоток, горячая жидкость смягчила натянутые голосовые связки, и я проговорила таким хриплым голосом, что чуть было не запнулась:

– Ты когда-нибудь чувствовал себя виноватым за то, что ставишь это, – он понял, что значит «это», это было всем, – на первое место?

Иван задумчиво промычал, и я чуть было не поддалась искушению обернуться, чтобы увидеть выражение его лица до того, как он ответил:

– Иногда.

Иногда. Иногда – лучше, чем никогда.

Тебя не волнует никто и ничто, кроме фигурного катания, – сказал мне однажды мой бывший партнер за несколько недель до того, как он, словно крыса, сбежал с корабля и бросил меня. Накануне вечером я разнесла его в пух и прах, когда он написал мне эсэмэс, где писал, что, кажется, простудился – за неделю до чемпионата страны. Ты такая равнодушная.

Но я не была равнодушной. Все, чего я хотела, – это победить, и я всегда говорила себе, что нет ничего, чего бы я не сделала ради этого. Я не собиралась и не хотела быть посредственностью. Когда я чувствовала себя неважно, я терпела и не жаловалась, и все равно появлялась на катке. Разве это неправильно?

Разве неправильно любить то, чему ты посвятила свою жизнь, в чем ты хочешь стать самой лучшей? Никто не добивается успеха без упорной работы. Как однажды, когда я была подростком, сказала мне Галина, очень рассердившись на меня: ежик, врожденный талант позволяет дойти лишь до определенного предела. И, как и во многом другом, она не ошиблась.

Просто я приняла ряд гребаных глупых решений. По-настоящему глупых решений, которые все окрасили в черный цвет.

– А ты? – спросил Иван, когда я ничего не сказала после его ответа.

Черт.

Я отпила еще глоток теплого напитка, смакуя его во рту, я была готова солгать нам обоим… И мне это было противно. Поэтому я сказала ему правду, несмотря на то, что она была как застрявшая в горле наждачная бумага:

– Я – нет. Долгое время – нет, но теперь… – Да. Да.