– Я не знаю! – воскликнула она, и слезы мгновенно хлынули из ее глаз, быстро сбегая ровными дорожками по лицу. – Может быть, он хотел, чтобы это место было у тебя, но не думал, что у твоей мамы хватит сил рассказать тебе об этом, или не считал правильным просить ее об этом? Может быть, он думал, что если бы послал ключ и письмо прямо тебе, то некому было бы стоять здесь и убеждать тебя простить его? Я не знаю, Яна!

«Мама никогда бы мне этого не сказала», – сразу подумала я. Даже после того, как Соня это сделала, мама не могла говорить об этом, ни подтверждая, ни объясняя. Ей хотелось вспоминать только хорошее. Она хотела прижаться к нему так крепко, что он не смог исчезнуть из ее жизни. Она не ослабляла хватку, чтобы ненароком не освободить место для кого-либо еще в его жизни.

Соня несколько раз судорожно вздохнула и вытерла влажные глаза:

– Я знаю только одно. Когда он умер, его адвокат прислал мне письмо, ключ и записку от Уолта с просьбой передать вам и то, и другое. А я не хотела передавать. Я оказалась с тем, кого люблю, с кем счастлива. Но он ушел, и я не могла сказать адвокату «нет». Только не для Уолта. Он сам хотел, чтобы ты знала правду, и еще хотел, чтобы ты все еще любила его, когда узнаешь всю эту правду. Думаю, он послал меня сюда, чтобы я убедилась, что ты его простила.

Ее голос дрожал:

– А может быть, я пришла потому, что мне нужно было, чтобы кто-то знал, что я тоже сожалею. Что я тоже всегда буду скучать по нему. Возможно, я хотела, чтобы кто-то понял, что я настоящая личность, а не просто чья-то ошибка.

– Меня не волнует, какая ты личность! – выпалила я и тут же поняла, что это, увы, правда.

Я не испытывала ненависти к Соне. И даже толком не знала ее, и дело было вовсе не в ней. Слезы текли все быстрее, заставляя меня задыхаться. Но я продолжила:

– Дело в нем самом. Дело в том, что я никогда не смогу узнать о нем или даже спросить. Через что он заставил пройти мою маму! Я никогда не узнаю, как построить семью. Да и зачем вообще семья, если я не могу доверять тому, что мне говорили родители? Я должна оглядываться на каждое воспоминание, которое только у меня есть, и задаваться вопросом, а не было ли оно ложью. Да и теперь я не могу узнать отца лучше. У меня его нет. У меня его больше нет.

Теперь слезы действительно лились рекой, и мое лицо было совершенно мокрым. Правда и ложь, с которыми я жила в течение этого года, казалось, наконец-то разделились во мне сформировавшейся пунктирной линией.

– О, милая, – тихо сказала Соня. – Мы никогда не сможем полностью узнать людей, которых любим. И лишь когда мы теряем их, всегда появляется много того, что мы могли бы увидеть, но не увидели при жизни. Этот дом, город, эти прекрасные виды на озеро – все это было частью его самого, и он хотел разделить это с тобой. И ты здесь. Разве это плохо? Ты здесь, и у тебя есть дом на берегу, который он любил, в городе, который он любил. У тебя есть все письма, которые…